- Теперь вижу. Ишь куда запрятался! Сейчас мы ему покажем. Жаль вот только в березу стрелять. Красивое дерево!
- Хватит тебе сантименты разводить, стреляй, пока еще фриц ни о чем не догадывается!- недовольно сказал второй номер бронебойки.
- Прости, родная.- И, еще нашептывая что-то ласковое, первый номер приладил к плечу приклад ружья и старательно стал целиться.
Гулко ударил выстрел. Береза вздрогнула, и с ее веток посыпался иней. Ударил еще выстрел. На миг наступила тишина. И тут же взорвалась воем мин и грохотом взрывов. Снайпер больше не беспокоил нас. Вздохнули свободнее.
Траншейная жизнь в Дубровке была довольно скучной. По целым суткам вели наблюдение за противником, а он за нами. Мелькнет в траншее каска или спина - стреляешь. Зазевался сам - стреляют фрицы. Нам больше нравился другой маневр: свалиться с неба, разгромить, уничтожить и исчезнуть. Но приказ есть приказ, и мы обязаны были его выполнять.
- Товарищ комиссар,- обратился я однажды к Васильеву, - объясните нам, почему мы действуем не как десантники, а как обыкновенная пехота?
- А мы и есть пехота, товарищ десантник, только крылатая. Нас забросили в тыл, чтобы уничтожать врага. В этом наша главная задача. Нами освобождены уже целые районы и уничтожено немало гитлеровцев. В этом наша помощь войскам основного фронта, моральная поддержка советским людям Смоленщины. Мы лишаем вражеские войска свободы маневра резервами, которые, не будь нас здесь, они могли бы перебросить на другие фронты. Громим железнодорожные станции, рвем коммуникации, нарушаем связь. Одним словом, ставим палки в колеса их военной машине.-
- А на Большую землю еще не скоро вернемся? - задал комиссару вопрос кто-то из десантников.
- Что, по мамке соскучился или зазноба осталась? - задал в свою очередь вопрос Васильев.
- Тоже скажете, товарищ комиссар, я просто так, для интереса, - смущенно ответил спрашивавший.
Мы рассмеялись.
- Вернемся, обязательно вернемся!
Простые и доходчивые объяснения комиссара рассеяли все сомнения и помогли понять, почему мы действуем именно так, а не иначе.
Комиссар говорил с нами доверительно, ничего не приукрашивая и не сгущая красок. Говорил, как с людьми, которые хорошо осознают значение поставленной перед ними задачи. Я понимал, что комиссар не агитирует нас, а делится с нами своими мыслями и соображениями. Этой простотой и человечностью он и завоевал наши сердца.
Шли. бои, сменяясь короткими передышками, шла и весна, подчиняясь своим, неподвластным людям законам.
Наступил апрель.
Выполняя приказ, мы надежно удерживали занятые рубежи, готовые в любую минуту к совместным действиям с войсками 50-й армии по выполнению нашей общей задачи - прорыва фронта и захвата Вязьмы.
Но войска армии почему-то не предпринимали решительного наступления, и это сказывалось на нашем положении не лучшим образом.
Мы находились в гуще вражеских регулярных армий, хорошо вооруженных и обеспеченных, и нам приходилось действовать в очень сложных и трудных условиях.
Гитлеровцы предпринимали все, чтобы разделаться с нами. Поэтому мы прибегали к широкому маневру, взаимной выручке и внезапным, ошеломляющим ударам по объектам фашистов. Форсированные марши и многокилометровые броски были нам не в диковину.
Мысль, что так нужно для дела, для победы, поддерживала наши силы, когда казалось, что их уже не оставалось.
Если требовала необходимость и обстановка, с ходу кидались в бой, в лютой ненависти к врагу. А потом снова марш и снова бой в другом, противоположном для противника месте. И ничто не могло нас остановить: ни пурга, ни мороз, ни весенняя распутица.
Весна, не считаясь ни с чьими планами и стратегиями, широким фронтом шагала по земле. Под лучами солнца снежные стенки траншей оседали. На дне появились лужи. Нельзя было ни встать, ни сесть. Сядешь - вымокнешь, приподнимешься - стреляют… Приспосабливали для сидений амуницию, брошенную немцами при бегстве из траншей: шинели, каски, противогазы.
Звонкая капель, перекликаясь, с журчанием ручьев, тревожила душу неизъяснимой тревогой. Весна раскрыла тайны зимы. Все, что раньше было скрыто от глаз под снегом, оттаивало и обнажалось во всей своей неприглядности: трупы, воронки от мин и бомб, черные пожарища на месте бывших домов. Среди этого хаоса, разрушения и смерти весна и все живое деятельно готовились к созиданию, согласно извечному и нерушимому закону матери-природы. Хоть и не было мира под солнцем, весна оставалась весной. Солнце, яркое и теплое, не скупясь на ласку, грело щеки, припекало спину. Звенели голоса оживших синиц, запах разогретой хвои волнами доносило до нас из леса.