Наибольшее уважение и авторитет завоевал позднее между нами, десантниками, ротный комиссар Васильев, лет тридцати пяти, с благородными мужественными чертами лица. Сердечно и убедительно умел он беседовать с людьми. Был строг, но отзывчив. Никогда не превышал своих прав, не умалял достоинства других.
Сурово, но справедливо солдатское суждение. Солдат видит и подмечает все: и достоинства, и слабости командира, в чьи руки он отдает свою жизнь. Солдату далеко не безразлично, кто будет им распоряжаться. Немало примеров тому, когда солдат жертвовал всем: последней каплей воды, последним куском хлеба и даже жизнью - ради любимого командира. Поэтому редко кому из командиров, не сумевших заслужить уважение солдат (или еще хуже, потерявших его), удавалось быть хозяином положения.
Солдат великодушен и чистосердечен. Он может простить командиру многие его слабости, но незаслуженную обиду не простит никогда.
Несмотря на страхи, мне льстило, что я буду десантником-парашютистом. Этот род войск был овеян романтикой подвигов и бесстрашия.
Представление о парашюте и о прыжках с ним у меня было весьма смутное - по очеркам и книгам, если не считать прыжков с зонтом с крыши своего сарая.
В первые дни службы мы занимались строительством землянок, копали котлованы, таскали из леса бревна. Через неделю справили новоселье. Перед этим сходили в городскую баню, получили обмундирование: кирзовые сапоги, диагоналевые и теплые брюки с нашивными карманами, гимнастерки, теплые куртки с воротниками, шапки-ушанки с подшлемниками.
Во время принятия присяги - это было в день праздника Октябрьской революции - нам вручалось и боевое оружие. Мне, Ивану и всем первым номерам минометных расчетов вручили переносные ротные минометы и личное оружие - наганы. Вторым номерам - Виктору, Александру и другим - автоматы и металлические контейнеры для переноски мин. И, конечно же, всем самую необходимую и неотъемлемую принадлежность десантников - ножи.
Наша жизнь пошла по законам военного времени. Днем ходили на занятия в лес, на стрельбище, кололи чучела, лазили через стенки, ночами несли караульную службу. Поначалу доставалось здорово, но несмотря на усталость, с занятий возвращались с песней.
Помкомвзводу чем-то приглянулся наш запевала Кокорев. Помню, любил он после вечерней проминки, перед строем, поучить нас жизни, как он выражался, на сон грядущий. Построил однажды, как обычно, взвод посреди землянки и начал со своего любимого изречения: «Что вы спите на галопе, Макарий бы вас взял!» Склонив повинные головы и опустив глаза долу, мы молча слушали его речь, стараясь не уснуть стоя. Кокорев, чему-то усмехнувшись, встал по стойке «смирно» и спросил:
- Товарищ помкомвзвода, разрешите обратиться!
- Обращайтесь, - остановился тот.
- Скажите, а Макарий тоже был десантником?
Сон наш как рукой сняло. Мы с любопытством ожидали, что ответит помкомвзвода.
- За пустые разговоры в строю - один наряд картошку чистить, товарищ Кокорев, по-лу-чи-те! - ответил с расстановкой помкомвзвода и спокойно продолжал речь.
Тернисты пути-дорожки к сердцу командира, подумал я, с завистью поглядывая на счастливца-запевалу. О таком наряде каждый из нас мечтал. Кухня являлась не последним аргументом в нашей солдатской жизни.
По натуре помкомвзвода был незлым человеком, к тому же еще и отцом двух дочерей. Жалел он нас, но въелась, видно, в него привычка воспитателя-отца.
Мы хорошо понимали, нет людей без изъяна. У каждого что-нибудь есть свое, отличное от всех, поэтому не обижались на него. Индивидуальных особенностей у всех хоть отбавляй, а устав один.
Начались, как нетрудно догадаться, уставные конфликты, посыпались наряды, заполнились места пустовавшей губы.
Готовясь к будущим действиям десанта в тылу врага, мы совершали многокилометровые ночные марши но 40-50 километров. Когда в морозную полночь .раздавалось басовитое «В ружье!» - все через три минуты пулей выскакивали из землянки, одетые по всей форме. Выстроившись повзводно, ждали следующей команды. Хорошо, если слышали: «Разойдись по землянкам!» - радуясь, бежали досыпать. Но вот: «Правое плечо вперед, шагом - марш!» Начинался поход.
Чтобы в походе не отморозить ноги, нам выдавали гусиный жир, для растирания. Я, да и другие, имели на этот счет свое мнение, жир мы употребляли с кашей, считая, что на сытый желудок никакой мороз не страшен. Походы завершались учениями, во время которых один батальон находился в обороне, другой - в наступлении. Где было легче, сказать трудно. Доставалось тем и другим.