«Самыми нетерпеливыми выскочками из голенастых, несмотря на всю свою флегматичность, оказались журавли, которых два вида: японский (даурский) и китайский (уссурийский), прилетели 3 и 4 марта.
Первый из этих журавлей родиной из Японии, по своим нравам очень схож с европейским малым журавлем (Grus virgo) и, подобно последнему, весной устраивает забавные пляски для развлечения и удовольствия своих любимых подруг. С такой похвальной целью общество этих журавлей, обыкновенно от трех до пяти пар, живущих по соседству, выбирает среди болота сухое, гладкое место, позаботясь предварительно, чтобы оно находилось в почтительном расстоянии от всяких кустов, оврагов и тому подобных местностей, могущих скрывать врага.
Ранним утром и в особенности перед вечером журавли слетаются на такое условное место и, покричав здесь немного, принимаются за пляску. Для этого они образуют круг, внутри которого находится, собственно арена, предназначенная для танцев. Сюда выходят один или два присутствующих, прыгают, кивают головой, приседают, подскакивают вверх, машут крыльями и вообще всякими манерами стараются показать свою ловкость и искусство. Остальные присутствующие в это время смотрят на них, но немного погодя сменяют усталых, которые в свою очередь делаются зрителями.
Такая пляска продолжается иногда часа два, пока, наконец, с наступлением сумерок утомленные танцоры закричат хором во все горло и разлетятся на ночь по своим владениям.
Независимо от общих танцев, самец этого вида, один из самых любезных кавалеров между своими длинноногими собратьями, не упускает ни одного случая выказать любезность перед самкою и, бродя с нею по болоту, часто делает самые смешные движения, между тем как его более положительная супруга занимается в это время проглатыванием пойманных лягушек».
Охотничьи экскурсии по сунгачинским равнинам — дело нелегкое. Уцелевшая от осенних пожаров сухая прошлогодняя трава, иногда метровой вышины, наполненная слежавшимся снегом и скрученная ветром, была похожа на непролазные дебри, а на относительно ровных местах, где прошли осенние палы, торчащие остатки стеблей становились настолько остры, что в сапогах через два-три дня появлялись дыры. Завидев добычу — к примеру, пару красивых китайских журавлей, — к ней приходилось подкрадываться ползком. Чуткие птицы часто замечали опасность, так что охотники были вынуждены или стрелять с риском промахнуться, или начинать все сначала. «Но зато, когда удавалось подкрадываться в меру меткого выстрела и пронизанный пулей журавль падал, как сноп, на землю, я радовался, как ребенок, и изо всех сил пускался бежать к дорогой добыче».
Вслед за первыми перелетными птицами, несмотря на постоянные холода, начинают показываться другие виды и не проходит дня, чтобы не появился какой-нибудь новый экземпляр, так что к 9 марта Пржевальский уже насчитал в прилете 22 вида. Однако все эти птицы показались только в небольшом количестве — в одиночку, парами или небольшими стайками, словно передовые гонцы тех бесчисленных стай, которые должны были вот-вот нагрянуть.
Наконец 13 марта появилась самая значительная и редкая птица — японский ибис. «Родной брат знаменитой священной птицы древних египтян, этот ибис чрезвычайно красив. Достигая в размерах крыльев до 4 футов (120 см. — О. П.), он имеет спину, верхнюю часть шеи и хохол пепельно-голубого цвета, низ тела бледнорозового, а крылья огненнокрасные; передняя голая часть головы и ноги кирпично-красные, длинный же согнутый клюв черный с ржавчинно-красным концом. Появление этого ибиса на озере Ханка в такую раннюю весеннюю пору, когда все болота и озера еще закованы льдом, а термометр по ночам падает до −13° Р, составляет весьма замечательный факт в орнитологической географии».
Охотникам удалось добыть целых пять этих удивительных птиц, что стоило им немалых трудов.
«Появление японского ибиса служило как бы сигналом к началу валового пролета других птиц; в тот же самый день, т. е. 13 марта, несмотря на сильную метель, продолжавшуюся всю ночь и днем до полудня, показались большие стада уток клоктунов. Низко, почти над самою землею, неслись они с юга и затем, встретив Сунгачу, направлялись вверх по ней на полынью, которая стоит целую зиму при истоке этой реки из озера Ханка. Поплавав здесь немного, клоктуны усаживались на льду для отдыха. Затем каждое вновь прилетевшее стадо присоединялось к прежнему, так что вскоре образовалась стая приблизительно около трех тысяч штук. Посидев несколько часов, вся эта живая громада поднялась с шумом, напоминающим бурю, и на лету то свертывалась в одну сплошную кучу, то вытягивалась фронтом в линию, то, наконец, летела углом, или разбивалась на другие меньшие стаи, которые вскоре опять соединялись с общей массой…