Только когда сцена прелюбодеяния за портьерами стала достоянием общественности, как и реальная личность кавалера, дурацкий бокал оказался первым, что подвернулось под руку.
Ведьмы существа вспыльчивые и в момент эмоционального накала могут такого наговорить, на несколько поколений вперед хватит. Тогда-то никто значения не придал, а вот Аманда, когда прочувствованно пожелала лживой сволочи семейного счастья, сразу поняла — прокляла. И ведь что именно сказала, не помнила даже, только сердце екнуло после отката и пить захотелось до полусмерти.
Тетку Аманда любила и как наставницу ценила, но не в этот раз. Поскольку привороты она делала такие, что… не отыграть. Воздействие мягкое, подталкивающее уже зародившуюся приязнь, располагающее к дальнейшему развитию отношений вплоть до обмена клятвами при свидетелях. А у Аманды нервы, стресс, проклятие и откат от него же. Вот и прицепилось.
Теперь все физически и энергетически подходящие для продолжения рода экземпляры казались вдвое привлекательными.
Силы ведьмы черпают от природы, и желание завести семью или зачать особенно сильно в пору созревания, то бишь во второй половине лета и осенью. А сейчас как раз…
А тут задница. С благословением. Какое счастье, что Пи такой придурок. Отсутствие разумности весьма способствует обузданию подстегнутого приворотом инстинкта вить гнездо.
Эффект будет длиться еще долго. Время действия у тетушкиных приворотов всегда с запасом. Плюс, чем старше ведьма, тем забористее у нее зелья.
Тягу к белому и пушистому, то есть к блондинистому и элегантному, Аманда легко объясняла примесью эльфийской крови. Так что вдвойне хорошо, что Пи не блондин, а вполне канонический горячий краштийский жеребец с шилом в…
И этот жеребец сейчас торчал на обочине дороги кверху тем самым благословленным местом, в котором шило.
Деревня тетки с яйцами осталась далеко позади, как и еще парочка, скрытых за рощицами и полудикими садами. Солнце взбиралось выше, становилось жарче, а вокруг тише. До внезапной остановки Пи ехал чуть впереди, похваляясь своей гениальностью и великолепием, цитировал какие-то заумные книжки, иногда размахивал руками, с которых искрило и вспыхивало.
Снова навесившая заслонку на уши Аманда старалась держать лошадь на пару шагов подальше и чуть позади, а на самые выразительные жесты и взгляды благосклонно кивала, изображая поочередно то восхищение, то умиление, то восторг. Думать о своем это не мешало, вот она и задумалась. И пропустила момент, когда Пи скатился с коня и встал в позу.
Камзол и жилет темный снял, оставшись в рубашке. Ремни подчеркивали талию, под светлой тканью на спине просвечивал рисунок. Зрелище обтянутой штанами задницы было вполне себе. Главное, чтобы это зрелище не стало иллюстрацией к тому, что Пи, распустив нити анализатора, так пристально изучает, не рискуя спуститься глубже в придорожные кусты.
Кусты, к слову, выглядели нездоровыми, будто покрытыми сероватым налетом плесени.
— Очередной подарочек от братьев Плех? — спросила Аманда только для того, чтобы Пи отвлекся и сменил позу.
— Уж лучше бы, — прогудел он, стряхнул анализатор, выпрямился и обернулся. Голос звучал так странно, потому что жилет, который прежде был на Пи, Пи прижимал к носу и рту и не убрал, пока не отошел от обочины.
— Лечить умеешь?
— Ты больной?
— В каком смысле? — обиделся темный.
— Да я не про твою улепетнувшую крышу! Эй! Не смей ко мне подходить. Сначала скажи, что там за дрянь?
— Дохлый гуль.
— Если ты над каждым дохлым гулем у дороги будешь по полчаса торчать, мы до Нодлута и к зиме не доедем. И зачем ты нос закрывал?
Из кустов конечно чуточку попахивало, но не настолько, чтобы некромант, воображающий из себя светило магических наук и прочая, взялся нос прятать.
— Потому что это гуль, сдохший от могильной лихорадки, ее еще называют серая горячка или сивуха, сопровождается, собственно, лихорадкой, высыпаниями на коже, сначала красного, потом землистого цвета, легкой дезориентацией… А кстати где это мы? — спросил Пи и шумно поскреб запястье, а потом под рубашкой.
4
— Что? — возмутился Пи на то, что Аманда потянула поводья, заставляя кобылу попятиться. — Это комары!
— Комары темных не жрут.
— Комары всех жрут, кроме сволочных эльфов, — буркнул Пи, и Аманда, оттаяв на «сволочных», сменила гнев на милость.