— Оболенский, а как тебе будет выступить сразу против двух магов, слабо? — ну, где это видано, простому смертному тягаться против двух одаренных. Но учителю уж очень хотелось себя оправдать в глазах собственных. Признавать себя никчемным преподавателем он не желал.
— Можно попробовать, но не уверен, что справлюсь, — я даже был не уверен, что осилю хоть одного, не то что двоих. У Трубецкого магия боевого предвидения, он опережает в бою своего противника на пару шагов, зная, как тот поступит. Это очень неудобный субъект. А у Татищева защитная магия, он может отключать на время боль, становясь машиной для убийства. И вот что бедному очкастому «ботану» противопоставить против этих двоих терминаторов? Проигрывать не хотелось, но все же отдавал себе отчет, что шансов у меня нет. Решил побороться, чтобы понять, насколько сложно будет драться, если все же дойдет до выяснения отношений. А это лишь дело времени.
Парни стали меня брать в клещи, обходя с флангов. Я же контролировать двоих одновременно не мог, поэтому стал пятиться назад, дабы оба оставались в поле моего зрения. Дистанция между нами сокращалась, ощутил, как шакалы загоняют в ловушку храброго льва.
— Тьфу, какого хрена я сравнил себя с царем зверей? Это все Трубецкой виноват, — тихо проговорил, чтобы никто не слышал.
— Что ты там бормочешь и пятишься, словно рак, дерись, как мужчина, — Вожак первым сократил дистанцию. Я не знал, какой стиль боя захочет применить соперник. Так-то мы все владели несколькими видами борьбы, но решил уже разбираться в процессе. Я бы сам, если дрался, то не подпускал к себе близко, а значит махал бы ногами. Мое предположение оказалось верным, Трубецкой начал с карате. Он применил Kansetsu Geri, решив сразу меня лишить устойчивости, целясь в колено. Я лишь сместился влево, чтобы он промахнулся и прокатился, потеряв равновесие. В это время краем глаза наблюдал, как Драчун решил поддержать напарника приемом карате Yoko Geri, выцеливая мою вторую ногу. Пришлось разворачивать корпус, делая под шаг вперед. И вот траектория обоих ударов сошлась в одной точке, нога Петра долетела до бочины Максимилиана. Вот такого даже маг боевого предвидения не смог просчитать. Удар Татищева был слишком силен, производил тот его с ускорением, подлетев двумя ногами в воздухе и отключив боль. Так что мы все услышали хруст костей Трубецкого и следом протяжный вой. Так скулят шакалы, которым отдавливают хвост. Учитель мгновенно прекратил поединок, гневно посмотрев на меня.
— Я ничего не сделал, — пожал плечами, отходя в сторону. Он что хотел, чтобы этот удар пришелся по моей ноге? Мне бы сломали кость. А так досталось тому, кто первым напал, все справедливо. Трубецкой вопил, как девка, держась за ребра и матерясь при этом. Самуэль Гаврилович осматривал повреждения, отмечая, что удар вышел не прямой, а по касательной. Может быть трещина, но скорее всего, обойдется без поломанных ребер. Драчун виновато смотрел на напарника и чувствовал себя идиотом. Повезло, что они нападали под косым углом друг к другу. Под прямым ударом последствия однозначно стали бы плачевными. Пусть это будет уроком Вожаку, нужно просчитывать не только действия противника, но и всех участников боя. Почему мне удалось обставить магию Трубецкого? Я до последнего не знал, с какого приема борьбы тот начнет, поэтому действовал чисто машинально и интуитивно за доли секунды. Ему нужно было дать первому ударить напарнику, а уж потом самому подключаться, предвидя, как стану я действовать. Но уже говорил, сегодня вообще мало кто думал головой на тренировке.
— На сегодня урок закончен, а кому захочется проверить себя на Оболенском, то может продолжить завтра, — вот и что я такого сделал, раз учитель готов мной пожертвовать? — А вы двое марш к целителям, пусть подлечат. Признаю свое упущение, нападать вдвоем была плохая идея.
Ученики медленно потянулись к выходу, поняв, что бесплатное представление закончилось. Я тоже хотел удалиться, но Самуэль Гаврилович меня тормознул.
— Оболенский, обожди, у меня еще остались вопросы относительно твоего выступления, — пришлось задержаться, видно, у меня сегодня дебют, а я и не понял. — Сколько ты еще хотел дурить своих однокурсников и лично меня?