После большой перемены нас ждала физическая подготовка, где могли наконец-то спустить пар. Началось все с разминки и бега, потом тренер разбил группу на пары. Сегодня отрабатывали приемы самообороны на татами. Мне в соперники достался граф Ефимовский, у которого на меня точно зуб.
— Ну, Псих, покажи на что ты способен, это тебе не за бабами волочиться, — заржал Шалун, принимая боевую стойку. Драться я умел, как и многие здесь дети аристократов. Вот только показывать навыки совсем не планировал, но и отхватить кулака не хотелось. Мы стали кружиться друг против друга, я лишь убирал голову с траектории несущегося удара и ставил блоки, когда партнер пытался пробить по корпусу.
— Что ты, как баба, бегаешь от меня, дерись уже, как мужик, — подначивал Шалун, начав работать ногами. Я успел сделать кривую подсечку, когда его нога взметнулась выше положенного, и опрокинул соперника на татами. Добивать не стал, лишь разорвал дистанцию. Шалун с перекошенным лицом пошел на меня, словно бык на корриде. Вроде я не в розовых труселях, чего он завелся? Снова увернулся от хука справа, потом подвернул корпус, пропуская мимо удар по печени. Толкнул плечом, якобы запнувшись, и противник снова потерял равновесие. Многие давно уже боролись в нижнем партере, а я продолжал кружить, аки неуклюжая бабочка.
— Ефимовский, что ты как медленная черепаха, Оболенский даже не напрягается. Таким образом его не достанешь, используй подкат снизу, раз работать кулаками не научился, — тренер сейчас подложил мне свинью, заставляя раскрыться. Уклоняться я бы мог долго, а вот бросок в ноги портил мне всю картину. Когда Шалун упал на колено, с целью меня завалить, пришлось применить нестандартную технику, прыжок через козла. Это выглядело забавно, отчего тренер заржал.
— Идиот, не надо сразу выполнять то, что тебе посоветовали, у противника тоже есть уши, — смех тренера окончательно вывел соперника из себя. Поднявшись на ноги, Шалун заработал руками, как мельница, в надежде хоть так меня зацепить, увеличив количество ударов. Только я не стоял на месте, выполнил прием снизу, который не вышел у напарника, опрокинув того снова на маты.
— Да ты издеваешься надо мной, Псих? Дуришь голову? — Шалун стал догадываться, что неуклюжий парень вот уже минут десять запросто избегает ударов. Надо было что-то менять, решил подставиться под кулак. А что еще оставалось, скоро смена партнеров и тогда никому не докажешь, что я по-прежнему хилый ботан. Удар прилетел четко в скулу. Взмахнув руками, как балерина в «лебедином озере», завалился на спину. Шалун решил добить, набросившись, аки цепной пес, сорвавшийся с цепи, но тренер не дал бить лежачего и не двигающегося противника.
— Сколько пальцев, Оболенский? — пришлось открыть один глаз, взглянув на тренера, хлопающего меня по щекам.
— Три, наверное, — немного увеличил количество.
— Всё, твоя тренировка закончена, сам дойдешь до мед. корпуса? — кивнул, потер скулу, проверяя на целостность кости. Шалун смотрел на меня с большим сожалением, ведь я слился, не дав выплеснуть накопившуюся злость.
— Ну, не судьба, что поделаешь, — произнес, когда покинул спортзал, двигаясь в свою комнату. Ничего страшного не произошло, подумаешь один раз прилетело, зато теперь мог красоваться заплывшим глазом и синяком на пол лица, уродуя себя еще больше.
Если бы кто-то узнал о моей истинной внешности, он бы меня не понял. Зачем мне себя уродовать? На самом деле все просто, я не хотел выделяться, мечтая о спокойной жизни. Прежнее существование казалось мне адом. Днем серьезные тренировки с мастерами, оказавшимися хуже самых злобных сержантов. Хотя в армии не был, но старые фильмы любил посмотреть. А ночью приходилось отбиваться от домогательств сладострастных дамочек, преследовавших в доме повсюду. Если бы они не были моими мачехами, то бог с ними, но конкуренция с отцом днем выходила мне боком.
Когда, наконец, получу свободу, мечтаю взять иную фамилию, начать жизнь с чистого лица. Поэтому вот уже несколько лет маскируюсь, дабы никто меня не видел в истинном виде. Закончив учебу, сменю внешность очкарика-ботана на что-то нейтральное, дабы не мешало собственному бизнесу. Я не общителен. Меня можно назвать социофобом, ведь одному жить гораздо проще. Но еще больше не люблю женщин, психолог сказал бы, что у меня детская травма. Нет, я их не боюсь, но все же опасаюсь, поэтому держусь стороной. А еще ненавижу свою внешность, истинную, доставшуюся от матери. Именно из-за нее у меня неприятности в жизни. Мать я не помню, от слова совсем. Она меня бросила в раннем детстве, а вот внешность осталась.