Чертовы ощущения скручиваемого огненного узла внизу живота пиздец как не дают нормально мыслить, и дыхание учащается, стоит только представить, как его подомнут под себя и грубо начнут трахать, засаживая глубоко и жестко. Мурашки моментально пробегаются по голому телу, колко холодя кожу от предвкушения, и чертов комок мышц под грудиной болезненно сокращается.
Хуево. Слишком хуево. С каждым разом, с каждым прикосновением, чертовы эмоции и реакции только усиливаются и множатся. И это его до добра не доведет. Джек знает, чувствует. Слишком сильно, слишком много, слишком ярко, но уже неотвратимо — невозможно иначе, невозможно по-другому. Невозможно без него.
— И еще кое-что, — соблазнительно хриплый голос вырывает из потока ненужных мыслей, — С этого дня и всю неделю ты будешь сидеть дома, и я запрещаю тебе выходить на улицу.
— В смысле? Почему? — Джек отвлекается даже от представлении влажного и пошлого, и недоуменно заглядывает в желтые глаза.
— Неблагоприятное для тебя время. И пока я кое-кого не выловлю, ты сидишь дома.
— Питч… Мне вообще-то заказы брать надо, работать, и я ж изведусь весь в четырех стенах!
— Раньше тебе это не мешало по полмесяца сидеть у себя в конуре! И какая к черту работа? У придурков брать задание на курьерские поставки или компы сдохшие разбирать?
— Уж прости, не хакер — взламывать Деп не умею! — парирует Фрост. — И я буду выходить, похер мне на всяких психопатов.
— Осмелься, — предупреждающе и слишком холодно шипит Блэк, злобно прищуриваясь и больнее обнимая парнишку за талию.
— Возьму и съебусь завтра!
Наглость мальчишки в какой-то степени побуждает на перепалку, только вот тема серьезная, и расклад далеко не в пользу Фроста, ровно, как и не в его. И, по крайней мере, сейчас Ужас категорически недоволен упрямством Джека, однако в этой игре ведет он.
Потому через мгновение Джек оказывается на лопатках, а Ужас нависает над ним, коварно ухмыляющийся и предвещающий самое извращенное продолжение. Возможно, даже не очень хорошее.
Этот смертник не хочет по-хорошему? Будет по-плохому.
Коленом развести ноги в стороны, а одной рукой сжать горло мальчишке не составляет труда и не больше трех секунд по времени, но ошарашенный взгляд не останавливает и только подливает масла в огонь. Хищник наклоняется совсем близко, почти касается приоткрытых влажных губ, но вовремя замирает, глядя в широко распахнутые серые глаза.
— Повтори, что я говорил про дом?
— Да не дождешься!.. — сипит Джек, и не понимает какого черта, не понимает как ему реагировать, только разумом не понимает, а вот тело уже привычно откликается на близость своего мужчины и новая волна каленого железа прожигает всё внизу живота, а в горле привычно пересыхает и он до одури его хочет. Как течная, твою мать, сучка хочет.
В янтарных глазах так и читается — посмотрим, что ты скажешь дальше. И в этой игре парнишка понимает, что пиздец как встрял, и хищник преподаст ему ещё один жестокий поучительный урок. Боятся бы надо, опасаться, но только вопреки ебучему голосу разума у Фроста крепнет стояк и он с участившимся дыханием ждет дальнейшей своей участи, что этот доминант сделает с ним в следующую секунду.
А в следующую секунду приходит боль, раскаленная, резкая, напополам с таким же огненным, срывающим остатки разума, удовольствием, и Джек непроизвольно выгибается дугой, вскрикивая громче обычного и срывая голос к херам. Питч не церемонится в этот раз, входит в мальчишку резко и жестко, удерживая выгибающегося парня за горло.
Белоснежный не хочет по-хорошему? Хорошо, по-хорошему и не будет. Будет трахать жестко и с оттяжкой — медленно, тягуче и замирая на пару минут, так, что Фрост взмолится и сделает всё, лишь бы получить желаемое. Джек юн, Джек жаден, Джек любит быстро и глубоко, пошло, развратно и непрерывно. Джек слишком его хочет, чтобы терпеть это.
А Питч хочет его сейчас только так — медленно, до боли, резко, грубо и по животному, контролируя каждое движение мальчишки и, если что-то не понравится, жестко его наказывая.
Усмешка на тонких губах, наблюдая, как беловолосый покусывает от нетерпения губы и развратно всхлипывает — мальчишке этого мало. Джек загнанно дышит, медленно облизывает губы, смотрит ему прямо в глаза и пытается поддастся, нетерпеливо вильнув бедрами и побуждая двигаться, только мужчина пресекает его на корню: грубо прижимая своим весом к полу и не позволяя даже шевельнутся.
— Я жду, мелочь. Что нужно сказать? — издевающийся шелестящий голос подобен сейчас тому самому искусителю, только без исполнения желания в конце, после согласия.
Но беловолосый не выдерживает, он хочет вырваться, ему почти плохо, ему почти невыносимо, слишком много, слишком глубоко — растянуто, лавой распирая внутри, но не позволяя даже шевельнуться. Питч садист, тот еще блядский садист, но Фрост только хнычет — капризно жалобно и едва ли сглатывает, умоляюще смотря в желтые глаза напротив, задыхаясь от ощущений.
Джек распален, на грани, хочет, чтобы его вновь взяли и выебли на этом херовом полу, так хочет и так самозабвенно, что чертовы белые искры готовы сыпаться из глаз, но слова снимающее эту пытку не говорит. Из принципа или упрямства — уже не помнит. Просто мазохистски пытается еще вести в этом и так к херам проигранном споре.
— Ты никуда не выйдешь, — шипит Ужас, наклоняясь к Фросту и перемещая пальцы с горла на волосы, сцепливая в жесткой хватке и, плавно выйдя из напряженного тела, резко подается вперед, полностью входя в такого узкого и скользкого мальчишку, удерживая Джека за волосы и не позволяя дергаться, только лишь громко хрипло вскрикнуть.
— Питч!
— Ты же хороший мальчик, Фрост? — плавно поддаваясь назад, и замирая на некоторое время, — И ты не будешь выходить из дому, верно?..
— Прошу, прекрати! Питч! — Джек бы метался, дергался под ним, поддавался и насаживался на большой член сам, быстро, скользко, развязно, только его держат крепко, фиксируют и не дают, и ощущения внизу сводят с ума. И привыкнуть мужчина не дает, вновь до боли резко врываясь в него.
— Обещаю, твою мать! Обещаю!..
— Что обещаешь? — почти веселясь, теперь размеренно скользя внутри, медленно, с оттяжками, и без жалости наблюдая за почти агонией мальчишки. Хотя и самому уже хочется по-другому: жестко, быстро, вбиваясь в беловолосого до предела, раздвигая худые ноги шире и трахая мальчика собственнически непрерывно — не останавливаясь и не давая передышку.
— Я не выйду… на улицу… — едва хрипло, подавляя нетерпеливый стон, — Всю неделю, обещаю!..
Самодовольная усмешка полного победителя, но Джеку даруется награда в виде легкого укуса на шее, а хватка на волосах моментально ослабляется. Питч поддается ближе, жадно и глубоко целуя мальчишку, издевательски медленно вылизывая прохладный рот и исполняя их обоюдное желание. И в разрушенной стонами огненной тишине Ужас почти садистки наслаждается новым несдержанным криком Джека.
— Прекратите! Прекратите! Больно!.. — крик новоиспеченной жертвы настолько звонкий и громкий, что микрофоны не выдерживают и закладывают.
Но Правитель только радостно смеется и, отвесив легкую шуточную пощечину пареньку, отходит от своего произведения подальше, во всей красе показывая публике, как с содранной висящей лоскутами кожи, на плечах и животе, капает кровь, а лицо молоденького парнишки уродуют два глубоких пореза на левой щеке, и кровь густыми подтеками стекает по лицу вниз, на шею и ключицы.
Ужас же лишь хмыкает едва слышно, и пока в пыточной ничего интересного не происходит, а этот щенок готовит новые инструменты, мужчина прищурившись, на минуту переводит внимание на открытое окно, за которым темно-синяя безоблачная ночь и легкий ветер сквозняком проникает в комнату. А совсем рядом, в углу на кровати…
Питч едва ли усмехается, медленным жадным взглядом осматривает голую, чутка прикрытую, фигуру на белых простынях. Ветер подобно приказу или удобному случаю новым порывом врывается в помещение и слегка ерошит белоснежные волосы, добавляя картине слишком притягательную реалистичность и дикость одновременно.