Часть ада, что не перейдешь, не пересилишь, оно сильнее, сильнее даже того хладнокровия и воли, что не позволяла становиться зверем, когда перерезал глотки и вырывал сердца на живую.
А другого бы прирезал, забрал жизнь, даже не моргнув, а этого… жалеешь?
Нет...
Настолько желаешь, что до сих пор держишь на расстоянии.
Ведь… с убийцами потому и не живут, что присвоив один раз, они никогда больше не отдадут свое существо миру обратно. Ни миру, ни людям, никому. Либо выгрызут мир, либо…
Уничтожат свое безумие, да, Блэк?
Вспышка из прошлого, как искра от фосфорного осколочного — точно и прожигая кожу до кости… Рыженькая девчонка и матерый хитроебистый псих, который выгрызал всех четко и до конца; тот из элиты, что зовутся хищниками, тот, которого можно было обозначить ровней себе.
Ублюдки не отдают свое, а он называл её Лисичкой и загнал пулю четко в затылок, даже не позволив испугаться, когда выхода больше не оставалось и тупик был для двоих.
Питч смотрит на беззащитного во сне парня, и параллель проводится вопреки запретам сознания.
Не хочешь так же потерять свое превосходство и контроль над собой? Или не хочешь обрекать его?
Неважно. Всё равно не случится, потому что хватает того что есть, потому что клетка внутри ещё выдерживает, потому что Джек всё ещё не поймет, и не заговаривает об этом, не предлагает и не просит, а значит тема дохлая и мысли как у мечущегося подростка нерациональные.
Это никому из них и нахуй не нужно, и в выводе остаться сухое — забить и забыть. Фрост не будет в его судьбе. Никогда.
Он плюет на мальчишку и возвращается обратно к столу, с раздраженностью закидывает всё использованное в ненужную коробку-пластик, ставит непрерывающийся эфир на беззвучный, но все остальные срочные оповещения программирует на повышенную громкость. Ибо хуй пойми, что ещё за сегодняшний день ожидать от пробляди Феи, что негаданно замутила с Кроликом, и от этой тупой троицы, мнящей себя стражами ночного 604.
Долбоебы, что там, что здесь.
Блэк брезгливо морщится от той бездарности, что происходит в городе и скучает по старой эстетике пару лет назад, но, впрочем, не заостряет на этом своего внимания. Много чести следить за каждым шагом сошек в этом проебаном термитнике.
Он лишь небрежно следит за безмолвными, но вполне понятными событиями трансляции, пока достает новую ампулу и набирает содержимое в обычный одноразовый шприц. Ещё одна доза явно не повредит, с учетом, что до завтра эту херню полностью примет организм и можно будет смотаться на разведку по городу. Мужчина усмехается, ставя пометку заняться на днях, с учетом ублюдского графика, этими тремя долбоебами и, доканчивая процедуру, выкидывает уже ненужный шприц.
А уже через час Ужас позволяет городу вести свою гнилую жизнь без его участия и наблюдения. До вечера наверняка можно спустить на тормозах эпик с отравлением и не заботиться, сколько моральных уродов от этого подохнут в закоулках 604.
Питч лишь ставит пометку о дополнительном кодировании канала, по которому работают нужные источники информации, дабы до них не добралась пестрокрылая карьеристка, и позволяет себе расслабиться, пока белоснежный смертник спит рядом, все так же забвенно и наплевательски на внешние раздражители. В конце концов мужчина всё же не выдерживает и накидывает на Фроста плед.
«Если ты не будешь соблюдать банальных прописных истин, банальных правил, ты умрешь даже здесь, маленький Джек. И возможно я не смогу тебя защитить…
— Похуй мне на это! — в злобной манере вновь ощетинившегося звереныша.
— Знаю, но всё же прими к сведению. Возможно, от некоторых субъектов даже я не смогу тебя защитить. Ты должен сам бороться.
— Как же это? Загонять нож в глотку, как сделал твой телохранитель?
— Это была мера защиты, не злись, маленький.
— Защиты?! Да он ведь просто боялся! Он… — слова душат так, как ни одна удавка не сможет, — Это просто откуда-то сбежавший дикарь, до животного ужаса напуганный, беззащитный, он ведь…
— Послушай, Джек, это всего лишь недоразумение, которое произошло. И если бы было что-то существенное ты бы узнал об этом вторым. Ты ведь знаешь, у меня от тебя секретов нет, а это лишь обознавшийся псих, который не пойми как прошел защиту…
— Защиту в тридцать этажей?! Да это просто был раненый мальчишка!!»
Собственный вскрик из прошлого и будит, и мысли как в опиумном тумане, а образы подсовывают ненавистный вечер и глаза чужака, что выбежал в холл гостевого белоснежного крыла. Не старше его тогда, в порванной рубашке с оборванными рукавами, безумием во взгляде, и грязным ножом в руках… изрезанный, истощенный, с исколотыми руками…
Фрост испуганно вздрагивает и жмурится, но из гадких картинок прошлого вырывают усилившиеся рефлекторные объятья, теплые, сильные, знакомые до боли.
Ужас… Его Ужас.
Парень прерывисто выдыхает и сам жмется ближе.
— Уже ночь? — неуверенным хриплым голосом спрашивает Джек, не желая даже шевелиться на данный момент.
— Уже вечер, — вторят ему в грубом ответе в густом предночном сумраке, и Джек не может этим не воспользоваться.
Мальчишка быстро переворачивается и обнимает мужчину, закидывая на него левую ногу и довольно жмурясь, пока этого не видят. Дрянная хуйня в виде образов моментально стирается из сознания, словно и не было ничего.
— Мне вставать нужно, в отличии от ленивой сволочи, которая позволяет себе слишком многое.
— Скажи, вот какого хуя нужно быть такой сукой, когда я только проснулся, а, Питч? — Джек морщится, но даже не шевелится, ощущая, как чужие пальцы медленно начали поглаживать его по волосам. Наконец-то блядь!
— С полом ошибся, деточка. Сука — это по твоей части.
— Да что ты? Что ж так? Рыбак рыбака или уж лучше по себе остальных судить? — Джек не может остаться в долгу, не скрывая подлую усмешку и зная, что такое небрежное наверняка на Питча подействует.
— Допиздишься, Оверланд, — наигранно злым шипением предупреждает мужчина, едва ли желая отвесить подзатыльник несносной и слишком шебутной сволочи.
— Жду не дождусь! — аналогично понижая голос, шипит Джек.
— Пиздуй в ванну, коль нужно охладить пыл. Или всё же предпочитаешь банально передернуть прямо здесь и сейчас? — язвительный смешок в поддержании легкой перепалки, однако прижимая беловолосую сволочугу ближе, когда тот дергается дабы отстраниться.
— Предпочитаю, чтобы ты в своей…
Из-за обозленных бормотаний мальчишки не слышится усталого вздоха, а через мгновение Джека затыкают, наконец таки и долгожданно, а он не церемонясь моментально включается, жадно отвечая, перекидывает через мужчину ногу и садится сверху, прижимаясь всем телом и шумно желанно выдыхая, когда горячие губы смещаются на страдальную шею. Да неужели ебучий Рай существует на земле и прямо сейчас?
— Господи твою мать!.. Питч! Я… Да, что же ты такой…
— Заткнись! — рычит Блэк, прикусывая мраморную кожу и тут же вылизывая, сжимая ребра мальчишки до синяков и не позволяя ему отстраниться.
— Питч, я… хочу!.. Очень хочу… — парнишка всхлипывает и царапает осторожно чужие плечи, чувствуя, как не один он тут настолько сильно хочет.
И это пиздец как заводит, так, что у Фроста на губах похабная усмешка и он нетерпеливо ведет руками вниз, добираясь до чужой ширинки, наспех дергая молнию и расхлестывая чертов ненужный ремень. Парень едва останавливается, всхлипывает от осторожных укусов, чередующихся с поцелуями по всей шее, и чувствует, как молния на собственной толстовке расстегивается и оголяются плечи.
Дьявол! Он, твою ж мать, так просто потонет в этом жгучем безумие.
— Блядь, быстрее! — Джек учащенно дышит, наглеет и приказывает, шипит, матерится, но не выдерживает и поддается, вовлекаемый в поцелуй и громко вскрикивающий от оттянутых назад волос. Да, он таки гребанный мазохист! И как же это охуенно!
Всклик резкий и достаточно противный всё портит, а вместе и с ним ноут, вышедший от пришедшего сообщения из спящего режима, освещает комнату неярким, но достаточно резким светом. Так, что заставляет Джека заметериться, а Ужаса раздраженно зашипеть.