И он — белоснежный — здесь, он его, он никуда ни за что не уйдет. Сам не уйдет, молить будет, либо убить сразу же… Убить? Отдать смерти? Хуй ей и всему мирозданию!
А пелена кровавого марева проходит полностью, смываясь легким успокоением и такими жалобными приглушенными криками белоснежного бессмертного.
И Джек, такой влажный от испарины, горячий, судорожно скребущий обшарпанную стену, загоняя частички штукатурки себе под ногти и позволяющий себя брать долго и грубо, несмело поддаваясь под болезненные толчки и умоляя стонами не останавливаться, откровенно отдающийся и едва подмахивающий, дрожащий, идеальный.
Рык на ухо, и рука с члена перемещается вверх, под толстовку, оглаживая грудь, задевая, оттягивая сосок, пока поцелуями по шее, под свою же усмешку и скулеж мальчишки, и вновь скользя вниз, на впалый напряженный живот, ещё ниже, так, что через полминуты по пустому подъезду прокатывается ничем не заглушаемый громкий вскрик взахлеб, эхом отдающийся от некогда белых стен. Питч хищно ухмыляется, отнимает влажную ладонь от губ парня и перемещает на горло, но пока просто удерживая, не сжимая серьезно.
И Джек прогибается сильнее, всхлипывает, шепчет теперь нечленораздельно, задыхается, тихо матерясь, и сходит с ума от того, что происходит. И правильно, пусть сходит, ему полезно, ему необходимо, сам напрашивался утром, так какого хуя отказывать белоснежной погибели?..
Были ещё дела на вечер? Похуй, всё уже похуй, Фрост ведь…
Пизда контролю вновь.
Сжать руку на шее белоснежного сильнее, жестче двигаясь в нём, и большим пальцем проезжаясь по истекающей смазкой головке, доводя мальчишку до загнанного сорванного крика, похожего на сип. Умница, так и нужно. И вместо того, чтобы зажаться от боли, от грубых более быстрых движений, Джек лишь поддается, расслабляется, дает себя драть, жмурясь от удовольствия. Блядь…
Но мальчишеская выдержка не длится дольше десяти минут: вымокший, доведенный с двух сторон, загнанный и дуреющий от удовольствия и боли, Джек бурно кончает на грязную стену с жалобным криком, отдающимся по всем этажам.
И он тоже хорош, не выдерживает вожделенной дрожи юношеского тела и того, насколько сжимается белоснежный, кончает следом глубоко в него, и с последним блядским контролем сознания, дабы тупо не причинить настоящего вреда и боли Джеку, не сжимая горло до хруста трахеи. А парнишка дышит загнано, громко, и не падает лишь благодаря крепкому перехвату поперек груди, едва лишь оперившись трясущимися руками о стену.
Джек задыхается, дышит через раз, ощущая, как вымокла его толстовка, как он весь дрожит и как осторожными полуукусами полупоцелуями проходятся по его шее и по правой части плеча. Садист, блядь, идеальный. Но улыбка у Джека охуенно довольная, почти бешенная.
— И что это было? — задыхающимся охрипшим голосом интересуется парень, смаргивая поплывший вид стен и половину пола, блядь ну вот какого…
Вместо ответа Ужас лишь фыркает, нейтрально, даже понимающе, прижимаясь к подростку вплотную, отчасти наваливаясь сверху, лишь руку выставляет так же как Джек — к стене, чтобы парнишка полностью не свалился. И пускай Фросту сейчас кажется, что хищник просто прижимается лбом к его затылку, но на факте Блэк незаметно целует мальчишку в волосы, на миг прикрывая глаза, вдыхая запах мятной карамели и переводя дух. И внутри буря успокаивается, как сука по ебанному волшебству, оседая острыми песчинками вокруг урчащего довольного зверя. Сорваться. Ему. Вот так просто. Из-за того, что кто-то посмел коснуться, даже обратить внимание на… Блядь. Сорваться дважды…
Он цинично усмехается самому себе.
Клиника, ебись оно всё по параллели.
Нет, не клиника, не психиатрия и даже не морг, а тотальная преисподняя, блядь! Всё же переступив грань разумного и даже смертного.
Новый уровень для Ужаса 604. Какое, сука, охуительное продвижение по службе! Циничное, сарказмом… иронизированное, но только в мыслях. И вовсе неважно. Не приоритетно.
И прежде, чем Фрост вновь открывает рот, пытаясь вызнать, Питч обрывает в приказном порядке:
— Домой, блядь, живо!
И мальчишка не спорит, вяло кивнув и закусив губу, чтобы не было видно мимолетной довольной улыбки. Бойтесь, блядь, своих утренних желаний. Они имеют хуевое свойство сбываться после обеда.
А после спешного приведения себя в порядок, через несколько пролетов вверх, и как только открывается дверь, вровень и рот Фроста, чтобы спросить какого хуя и по какому случаю, мальчишку нетерпеливо толкают вперед. И так удачно он чуть не сваливается на стол, но в последний момент успевает, опираясь руками о столешницу и с невинно-соблазнительным видом оборачивается к мужчине.
Как раз идеально.
Питч проходится по белоснежному оценивающим жадным взглядом, скрывает от мальчишки хитроебистую похабную ухмылку и захлопывает позади себя дверь, стабильно закрывая на ключ.
И тем же временем, на другом конце города, только что срочно доставленный эксперт-профайлер из 832, спешно садится служебную машину, где уже его ждет низенький мужчина, обряженный в золотой костюм тройку, и красивая девушка, с разноцветными волосами и надменным взглядом аметистовых глаз.
Доктор психологических наук и по совместительству действующий агент-профайлер трясет кипой бумаг, которые не поместились в портфель и, пока машина трогается с места, воодушевленно говорит присутствующим самую важную для них фразу:
— Я знаю, как вычислить вашего Кромешного Ужаса! У нас появился стопроцентный график! Готовьте операцию по поимке…
Комментарий к Глава
XXXVIII
Подарочек, ибо у Лиса было время и чутка вдохновения закончить эту главушку. Надеюсь она вам понравится и скрасит мое отсутствие)
Чернильной психеи... – Имеется в виду то время, когда Питч только встречал Джека и влиял на него, спасал, “ставил мозги на место”, постепенно вернув желание и любопытство жить, и сами эмоции, тем самым перекроив остатки его грязной/черной души(как думает сам Фрост).
====== Глава XXXIX ======
— Итак, уважаемые, прощу — рассаживайтесь! — возбужденный голос молодого мужчины раздается с середины затемненного помещения.
Скрип отодвигаемых стульев за овальным длинным столом, и каждый усаживается под тихое шуршание включенного кондиционера, а на проекторном экране, во всю противоположную стену, появляются снимки со старых и новых мест преступлении, непонятные многим пока что графики и даты из детальных отсчетов и пронумерованные списки жертв.
— У нас… — начинает привезенный эксперт, — У меня, по первой, есть неопровержимые доказательства и план того, как и по какой схеме возможно поймать этого садиста!..
…Хищник дергает к себе этого несносного мальчишку, валит на расчищенный стол, нетерпеливо, с довольной ухмылкой победителя, и под шипящие подъебы Фроста рвет с него белую рубашку: свою же, черт возьми, рубашку, которую этот херов умник неизвестно где откопал.
— Твою ж, Блэк!.. — матерится распаленный пацаненыш, копирует усмешку своего мужчины и тут же протестующее стонет на звук рвущейся с него ткани, — Но тебе ж, блядь, идет, сука ты охуенная!.. Так какого черта?
Ответом лишь пуговицы прозрачной россыпью отскакивают на стол и падают на пол, под нетерпеливый рык Ужаса.
— Нахера вообще ты её нашел и надел? Думал, уже все выкинул… — почти шепотом, но Джек же — сука — хорош, Джек блядина, извивающаяся под его касаниями, и оставить мальчишку без нового укуса на предплечье совсем не хочется, потому Питч прерывает глупые слова, да и нехуй продолжать эту тему.
— Запах… — задыхаясь от желанной боли и новой порции жара, — На ней твой… — Джек прерывается и захлебывается протяжным стоном, когда горячие ладони скользят по бокам на живот, оглаживают поцарапанную кожу.
— Мерзавец, — довольное, словно в награду сказанное, сегодня этот смертник заслужил поощрение.
— У тебя, сволочь, учу…
На последнее Фроста затыкают: до исступления жадно возобновляя острый поцелуй, и слышится лишь сбитое дыхание. А белый кусок ткани всё же срывается с мальчишки и откидывается за спину мужчины, и Блэк с хищной ухмылкой разводит нахаленышу ноги, помогая расстегивать собственные брюки…