Ощетинившаяся улыбка Джека вводит в секундных панический ступор и страшит, потому парень испугано дергается и бьет ладонью о металл стола, рядом с левым плечом паренька, и, заткнувшись, слишком резко возвращается к смешиванию смертельного коктейля из нейролептиков, тихо матерясь себе под нос. Хуев белобрысый ублюдок, из-за взгляда и улыбки которого, у него теперь дрожат кончики пальцев, и шприц неудобно держать! Что он вообще такое? Что блядь за монстр?..
— Притащил, — с шуршащим звуком об кафель слышится и голос, и Нас уже в стерильной, ставит нужное возле изголовья стола, и наигранно легко похлопывает мальчишку по щекам, пока тот временно прикрыл глаза, порываясь с таким наигранным:
— Больной? Больно-о-ой! Просыпайтесь! Сейчас для вас приведется быстрая объяснительная, какой пиздец вас ждет дальше. Вы ведь не зря сюда попали, да? Кстати, как ответственный, играющий сегодня, медбрат… прошу прощения! Реанимационный старший медбрат! Так вот… я должен задать ряд вопросов перед вашей операцией. Вы принимали наркотики в течении недели до того, как попали на наш стол? — Нас доволен своей ролью, так что с ебанутым оскалом наклоняется и целует не реагирующего на эту болтовню Джека в лоб, отчего мальчишка все же вскидывается, резко дергается всем телом, несмотря на боль от сжимающих ремней, и шипит раздраженно, прожигая в маньяке дыру.
Только Насу это нравится, под такой мерный и любимый звон ампул которыми шуршит Ли. И он, похлопав вновь паренька, только уже по левой щеке, уверенно продолжает, перед этим прочистив горло:
— Так вот! Если принимали, то какие наркотики и в каких количествах? Это важно, потому что если вы укуренный или ширявшийся, то это может плохо сказаться, как на местной, так и на общей анестезии!
И Джеку, которому почти уже похуй, неизвестно точно от чего, хочется всё же ответить таким типичным и уже даже будничным — а не пошел ли бы ты нахуй, сученька! — Но сил даже разжать челюсть и пошевелить языком нет, последнее умандохал на этого их главаря… Хотя Фрост и не жалеет, реально не жалеет, особенно, если учесть, тот перепуганный взгляд идиота.
«И поделом», — думается Джеку, и на ебанутые вопросы он всё же не отвечает, даже уже не замечает придурка, что вертится возле него; башка становится слишком тяжелой, ровно, и каждая мысль, что ненадолго посещает сознательно.
Наверняка он вновь отключится вскоре или наверное от того, что ему вколят… Они говорили про местный и общий наркоз, это значит догадка была верна. Будут держать подобно коматознику. Если вообще его ебанутый организм такое выдержит. Хотя… не факт: сердце после тех ебучих энергетиков разъебаное в хламину, и хватит Фроста максимум на одну отключку и одно «воскрешение». Бороться ведь уже реально не за что… Не за кого.
«Не за кого, да?» — мысль, вроде, как и своя, и вроде чужая в плывущем сознании, но Джек лишь вновь прикрывает глаза. Похуй. Пора бы уже, наверное, сдается. Если… если любимый тигр за него не борется, никогда ради него не будет бороться за свою жизнь, тогда… Тогда зачем сейчас ему бороться за свою? Всё равно жестокое Солнце этого никогда не оценит…
Периферия уползает, подобно глюку или перелитому через край пенному напитку, хуй пойми, но ассоциация такая, и Джек уже почти не ощущает свое тело, лишь едва чувствует движения рядом и слышит происходящее вокруг, и только это сейчас его и держит на плаву осознанности. Но зачем ему всё еще присутствовать в этом мире и ебучей операционной? Почему не отключиться полностью? Почему он должен выслушивать всю эту творящуюся поебень?
Видимо роль придурка-медбрата наскучивает шизоиду и он, все ещё нависая над Джеком, резко меняет дружелюбие на оскал, дергаясь к лицу беловолосого, с безумием смотря на расслабленного парнишку:
— А по сути, мне похуй! — рявкает неожиданно Нас, — Наоборот! Если ты под чем-то и тебя не возьмет дрянь Лиота, то будет еще веселее! И орать, шалава, ты будешь как резаный, когда мы вскроем тебе ребра и…
— Рот захлопнул! — жестко обрубает главарь, пока выбивает аккуратными постукивающими движениями из шприца ненужные пузырьки воздуха, — Мы НЕ будем его вскрывать! Даже резать жестко не будем!
— Ну Ли-и-и, сучка! — хнычет противно сотоварищ, желая месиво из этого беловолосого сученыша на столе.
— Норис! — обращаясь к парню полным именем; Лиот всё-таки поворачивается к нему, ловя бешеный взгляд и осаждая, — Мы не будем этого сегодня делать! Бес с Волчонком четко дали понять, и ради того улова, что они гарантируют, я не буду упиваться десятиминутным трэшем, это ясно? Ясно, блядь?!
— Да ясно! Ясно, шеф… — Нас всё же тушуется, слушается, и равнозначно хлопнув по столу возле Джека отходит от парнишки, уже зная, что потребуется Ли, и готовя все для эндотрахеального наркоза, хотя последний шанс вертится в дурной голове, и парень моментально любопытствует: — Ли, а глотку ему чесать будем?*
Ответа не следует, наступает тишина, лишь звон от перебираемых ампул и едва ли уловимо жужжит от напряжения лампа.
Слишком ярко, думается Джеку, который словно выныривает из своеобразной липкой ваты. Он нихера не понял, что происходило вот только что, даже когда возле него с силой ударили ладонью. Мозг понимает, что говорили о чем-то важном, но слова он разобрать вообще не мог, эдакое тупое облако в которое он провалился и вновь вывалился обратно в осозанность. Как ебучие качели, твою мать! Хотя и не уверен, что нынешняя осознанность будет длиться дольше двух минут. Как же ему тошно от этого состояния туда — обратно, хоть блевать, хоть подыхать.
«Тебя и так это ждет, смертник», — едкое проскальзывает и моментально исчезает, так что Фрост даже не запоминает, зато едва морщится от резкого голоса и непонятных ему вновь слов:
— Эй, Ли, твою мать! Будем ему глотку чесать всё же? Ну?!
— Нет, — следует ответ, эхом пронесшийся в голове Джека, — …Атропина нихуя не осталось, и нам нужна ясность.*
«Что? Какой нахуй атропин? Что это?»
— …Значит, не интубированный? — опять вякает Нас, со смешком где-то рядом.
— Нет, чисто ингаляционный. И хватит…**
Последующее беловолосый, уже не может разобрать, заново отключаясь в гребаный мрак.
В «стерильной» становится тихо, нагнетающее. Нас же только удрученно вздыхает, матерится, но делает уже давно понятное, подготавливая баллон с кислородом и азотом, шипя себе под нос злое — этой белобрысой сучке повезло. Хотя… если Ли войдет в кураж, то возможно, он сможет его уломать на всё самое… вкусное?
Острая вспышка боли огнем расползается по левой щеке, и он резко распахивает глаза, тут же шипя и морщась от яркой лампы сверху. Вскрик застревает в горле не то из-за сильнее стянутого ремня, не то от ебанутого взгляда маньяка нависшего над ним, улыбающегося как-то предвкушающе.
Лиот больше с ним не заговаривает, лишь нарочно медленно распрямляется, и выпускает струйку лекарства из шприца. Тонкая игла, как назло ярко бликует от белой лампы, и Джек моментально дергается, вскрикивая уже в голос.
— Не смей тварь! — это вырывается задушено и сипло, на автомате, но ему похуй. Резкое осознание и воспоминания из прошлого рубят сонливость от слова совсем, и Джек дергается сильнее, приглушенно рыча, — Не смей!
Где-то вдалеке ржет этот ублюдочный второй шизик, и у Фроста колят ледяные иглы по спине от параллели с одним давним кадром из его жизни. Ебучее дежавю, которое должно гореть в глубинах заснеженного персонального ада.
Он взвыв зверенышем, желает вырваться, но только натирает ещё больше кровящую кожу ремнями, видя как Лиот с ебнатской полуулыбкой склоняется, дабы вколоть в вену непонятную хрень.
— А я предупреждал, — тихо так говорит главарь Троицы, не смотря на дерганья пацана, и вводя всё же иглу ему под кожу, с удовольствием слушая взбешенный испуганный вой мальчишки.
Это начало. Только начало, бьется в голове, и Джека пиздецки начинает трясти, с пониманием, что априори выбросу адреналина и этого ебучего страха, тело постепенно лишь слабеет, ощутимо сдаваясь и немея полностью. Он ничего не сможет сделать… Ничего…