Свой же взбешенный рык он пропускает. Пизда мальчишке, когда он его найдет. А то, что найдет, теперь лишь условность десяти минут поиска по заданным программам и тем же онлайн камерам. А вот какая пизда ублюдкам, посмевшим схватить Джека…
Но, естественно, всё можно прекратить. Доказать себе сейчас, что белоснежная погибель действительно всего лишь временная собственность…
Доказать? Доказать?
Конечно, блядь! Аж три тотальных раза доказать!
Первый из трех — найти за полчаса точное местонахождение этих пидорских чмошников, второй раз — добраться до проебаного властями склада равнозначно быстро, попутно сопоставляя, что эти уебки никто иные, как та самая Троица из САВ. И третий — филигранно незаметно, как и всегда, проникнуть внутрь, с легкостью отключив три камеры на входе, предусмотрено запрограммированные уведомлять о малейших передвижениях чужаков рядом со складом.
Была бы данность обыденной работы, было бы интереснее играть с этими желторотиками в прятки. Да даже просто по приколу погонять их по этому складу, попугать... поиздеваться, на худой конец! Но конечно же нет — не в этом ебическом случае. Потому что в глубине громадного ангара, разделенного на сегменты и разные постройки, крытые и нет, где-то там эти уебки держат мальчишку.
Этого несносно… блядского…
Надейся, что всё ещё удачливого и такого же бессмертного.
Учитывая, какая Троица ебанутая на зверства и пытки?
Разумность или пакость подсознания подстегивают, подгоняя, и невозможное, именуемое у людей эмоциями, играет даже сейчас, в обход выдрессированному похуизму и холодности.
Внутренний покой, азарт и предвкушение от того, что скоро он их выпотрошит — естественная среда для хищника — не в этот блядь раз! И это прилично так нозит. Задевает, идет не по плану, не по привычному сценарию.
Хотя, разве с Фростом вообще может быть всё по плану и нормально? Сколько он уже херил своих планов и целей, благодаря или из-за этого глупого сученыша? Скоро, блядь, как по старинке, можно будет отмечать в календаре красным, когда в очередной раз придется вытаскивать из пизды этого альбиноса. Психичка та ещё, действительно со счета можно сбиться.
Сколько ещё раз это будет происходить? Сколько ты его ещё будешь вытаскивать, а после, вылечив, накачав обезболивающими, успокоительными и снотворными, перед зеркалом твердить себе упрямым мулом, что, блядь, это всего лишь побочка, всего лишь прихоть того самого внутреннего зверя? Сколько ещё раз мальчишка должен оказаться на столе очередных тверей, чтобы наконец ты понял, что это не выход, и пора кончать с выебнутыми играми в благородного, сука, спасителя-собственника и его преданную игрушку альбиноса? Сколько? До какой грани ещё нужно дойти?
И вновь, как по заклятому кругу, словно дежавю. Только локации сменяются, окрашиваясь неизменно кровавым — мрачным, и психи другие, с новыми фетишами и заебами. Уже который раз одинаковая картина и конечная цель. Лишь собственные реакции мутируют и меняются, потому что одно дело — работать, выпуская себя на выгул, срывая ебаные цепи, и, сука, другое — разрывать намеренно более изощреннее, в спешке, но болезненнее, только потому, что на белоснежном теле появились новые порезы от чужого ножа.
Свезет ли в этот раз, или будет проеб, и завернув за угол очередной комнатушки, он увидит умерщвленного жестокой пыткой белоснежного?
Но всё ещё врать себе целенаправленно и нагло — что уже на это похуй.
Хищник переходит в тень, отключая ненужные домыслы, заменяя внутреннюю злость на внешнее хладнокровие. Лишь действия оточенные, движения незаметные: тенью огибая очередной дверной косяк, без одной лишней эмоции просчитывая дальнейшее продвижение, мельком бросая взгляд на самую обширную пустую площадь — ещё не успевший быть застроенным центр ангара — и моментально высчитывая в каком направлении продвигаться дальше.
Камер здесь нет, датчиков движения в такой развалюхе и подавно, голосов тоже не слышно, лишь незначительные шорохи где-то впереди, где начинаются новые застройки комнат из прочного гипсакартона, и звон чего-то стекольчатого вдалеке. Там где более всего освещено… Заселенный паразитами уголок. Просчитать и высчитать, как эти уебки могут действовать и двигаться в этих полупустых лабиринтах в десяти случаях из десяти — как нехуй делать, и потому он ускоряется, подлавливая первого паразита, который тупо дал себя засечь.
На свету от дальних комнат мелькает кривой силуэт — один из тех, кто затаскивал Фроста в машину… И хищник скалится, мимолетно, но неминуемо смертоносно для первой ничего не подозревающей жертвы.
Парнишка с ярко желтыми волосами слоняется по херовому их пристанищу, не думая и не подозревая, с горла глуша на дрянь херово разбавленный энергетиком спирт, и ухмыляется своим пошлым образам в голове. Он надменный, думает, что у Ли и Наса слишком скучно, там, в стерильной; он заглядывал, они как раз второй раз выводили пацана из наркоза, при этом слишком мягко полосуя ему кривыми линиями левую часть живота… Насколько это скукатень да и только, Рейси не хочет думать или сравнивать. Явно не для него.
Вот если б на живую, во внутренностях покопошиться, или спустить в растраханную глотку, пока новую сучку поливают раствором серной кислоты, вот это да! Вот это вкусно, круто, заводяще! А это… Ебаный эстетизм.
Но садисту уже настолько похуй от выпитого, что он забивает на какой-то там супер план этих уебков-дружков и пинает пустую жестянку под ногами, желая выйти в тамбур: последний маленький закуток перед большим пустым плацом, на котором они тренируются, и затянуться тем, что так бережливо достал со вчерашних боев на окраине А7.
Дурь отменная, крутая, и отдаленно слышный ржач Наса ему сейчас реально побоку. Пусть ебошат в свою эстетику дальше, он поиздевается над трупиком белоснежки позже.
Парень невменяемо ржет, шмыгает носом, проведя самокруткой по губам, и уже предвкушающе облизывается, неровно прислоняясь к одной из несущих стен хлипкой конструкции.
Он не замечает ровным счетом ничего, до той самой секунды пока с левого края не мелькает тень, и в то же мгновение нечто острое, разрывающее сознание адской болью, вонзается между ребер, пропарывая легкое и заставляя зайтись в беззвучном вопле. Настоящий вскрик не успевает повторно сформироваться: лезвие второго ножа одним единственным четким сечением пропарывает глотку, разрезая кожу, гортань и артерию. Точно, молниеносно, без единого лишнего движения и звука.
Он наблюдает — отсчитывает — секунду, и дергающееся в конвульсиях тело, заливающееся кровью, медленно начинает оседать, заваливаясь на правый бок.
Времени поиздеваться нет, и теперь лишь брезгливо обтереть черные лезвия о футболку молокососа, намеренно пнув дергающийся труп, так, чтобы тот с силой свалился на пол, раздался глухой удар и звон от разбивающейся бутылки. Идеально.
Ужас медленно переводит взгляд на дальние тени из освещенных помещений, в которых явное присутствие остальной банды, и уверено идет на свет, быстро перекручивая в руках серповидные окровавленные ножи, и нахуй посылая логику, что лучше было бы выждать в тени. Времени у него нет, и лучше бы тварь-интуиция сейчас, сука, заткнулась и не подгоняла разъяренным зверем вперед.
Как всегда предсказуемо: на звук сразу реагирует следующий ебнат… Нас, услышавший странное, и зная, что при любом состоянии Рейси не падает от угара или пьяни, настораживается, и под кивок занятого Лиота выходит из стерильной, тупо проверить. Он на ходу стягивает с рук резиновые перепачканные кровью перчатки и, ухмыляясь, да вытащив из-за пояса нож, уверенно идет искать долбодятла, который ещё и другом зовется. Мыслей, что тот самый Ужас их вычислил и нагрянул раньше, даже не возникает в шизанутой голове. Это, блять, просто невозможно! Да и не верит Нас в заверения и наставления Дая. И это для начинающего маньяка становится роковым.
Сообразить и моментально отреагировать на чужака парень не успевает, даже заматериться или гаркнуть в голос, с паникой осознавая, что нож занесенный на тень, появившуюся из-за поворота, куда-то моментально девается, точнее в первую же секунду выбивается, и на правой руке появляется рассеченная глубокая рана от которой пальцы перестают слушаться — четкое и точное перерезание сухожилий. И последующий рявк испуганного щенка равно перебивается, превращаясь в задушенный сип, из-за того, что ему со всей силы бьют ребром ладони по горлу, ломая моментально трахею.