— …Значит, я ошибся, — спокойно говорит наконец седоволосый мужчина, осторожно закрывая все папки, — Думаю было зря вам показывать и рассказывать про дела, которые все забыли и не придают значения, а как жаль! Но, скорее всего, придется всё это выкинуть и начать заново. Увы, молодой человек, ничего я не смог понять… — он пожимает плечами под внимательный взгляд парня и складывает всё обратно, так как и принес сюда полчаса назад.
Лучше оставить то, что непонятно для людей, но понятно для зверей. Пожилой мужчина отодвигает стул, выпрямляясь, и ещё раз мельком смотрит на подростка. Нет, пожалуй не стоит считать этого юношу обычной гранью. Он нечто большее… если его уже старческий ум хоть что-то ещё понимает в этой безумной жизни. Он молча выходит из допросной, даже не попрощавшись, так и не подключив обратно камеру.
— Вот значит как?.. — в тишине пустой комнаты озвучивает Джек знающий, что сейчас за ним никто не следит. У него смешанные эмоции, но кроме пепла и неправильной странной ненависти и боли, он не чувствует ничего, разве что, хочет выбраться, впервые не похерив себя.
Он не думал, что когда либо узнает, уже даже забил, запретил себе думать — что было там, семь лет назад… Девять, — поправляя мысленно. Девять. Додумать детали с учетом новых знаний не сложно, ровно и понять, почему только через два года после аварии… Джек закрывает глаза, жмурится, чтобы не думать, не продумывать, это выматывает хуевищней нежели его разговор и признание в своем прошлом. Это кроет, непонятно, жестокой сука неправильностью, несправедливостью. Ебаной пленкой, под которой задыхаешься, хотя и понимаешь, что это не твое.
Тебе больно за него, — проносится где-то там в подкорке и ему хочется завыть, а потом подпалить напалмом весь город. Да сука, черти вас дери, да! Да!
Джек всхлипывает и вновь прокручивает неосознанно в голове, и образ девушки вновь перед глазами, и блядь какой это тотальный ахуй; ментальной шрапнелью под кожу, и теперь живи с этим знанием и болью как хочешь.
Особенно с тем, что ты ничего — ну ничего! — не можешь сделать для него! Ничего даже сказать, даже обмолвиться не сможешь! Не сможешь даже напомнить ему, не допустишь этого.
Джек опускает голову на сложенные руки и тихо воет в голос, слыша, что за дверьми начался ебучий шум и его наверняка никто не услышит.
Опустошение... И вновь он чувствует, что мир выжгли, только разве так бывает? Бывает такая эмпатия и такое чувство чужой потери? И насколько тогда было больно и хуево ему?
«Насколько твоему хищнику...» — Джек вскидывается на стуле, рычит и обрывает мысли, не может! Он сука не может об этом даже задуматься, не может это переварить, мозгов блядь не хватает, и эмоции хуй пойми в каком раздрае. Это слишком для него, слишком цепляет и рвет на живую, с мясом и жилами наружу.
Пожарная сигнализация срабатывает слишком резко, своим воем и «дождем» за дверью, здесь же только пищит, так, что у парня по первой закладывает уши и он испуганно вскрикивает.
— Да какого хуя на этот раз?! — рявкает Фрост, мотая головой и не понимая, что у этих ебланов происходит. Почему все за дверью орут, что-то командуют... Что происходит?
Через две секунды внезапные выстрелы где-то наверху разносятся по всему зданию, и Джек вскакивает со стула, охуевше оглядывая потолок. Да, как будто он так и увидит, что происходит на втором или даже на третьем этаже! Что блядь происходит? Взлом? Террористы? Напились, и свои же устроили перестрелку? Банды Альф нагрянули?
Топот у дверей и крики офицеров уебков чересчур спешен, слышится, что кто-то ранен и у них отключена вся безопасность и информационные каналы связи, даже телефоны накрылись и рации глушатся...
Нехорошее такое предчувствие подмывает Джека подобраться и подойти дверям, прислушиваясь к ору и гаму, к панике, к тотальной, мать её, панике творящейся снаружи. Линии перебиты, связь даже по усиленным каналам не проходит, броневиков на парковках нет, равно и запасов оружия с хранилища… Да... Какого хера у них там происходит?
Джек случайно нажимает на ручку двери и вовсе не ожидает, что та отопрется. Ну блядь конечно же! Тот эксперт его даже не закрывал, а офицер видимо забыл про него. А это значит, что пора испытывать удачу!
Он не запоминает, как оказывается в тупике площадки между вторым и третьим этажом на пожарном выходе; две минуты перебежек и страха нарваться на пулю, понимание, что через главный вход ему не выбраться и убойная доза адреналина в кровь, а теперь сука он здесь, едва может отдышаться из-за молниеносных передвижений и перебежек, пока на всех этажах чертов переполох и доведения до безумия массовая паника, и хрен не пойми из-за чего. Джек прижимает руку к груди и тут же опускает взгляд из-за холода в этом месте... Что за нахуй сегодня с ним творится? Опять адреналин? Но как он смог упустить момент, и где, где, блядь, он нашел этот ебаный нож, с которым можно спокойно не на человека, а на приличного, сука, медведя идти? Где и как стащил?
Башкой о шершавую стену позади, пару раз, чтобы мозги встали на место, но они не встают, и он не помнит, как добрался до этого запасника, как и где вообще подобрал нож... Ещё один опасливый взгляд, нет блядь, не заляпанный в крови, уже радует! Может это и к лучшему?
«Твой инстинкт выживания в таких случаях никогда к лучшему не приводит, Оверланд!»
Только окрики сверху не дают далеко уйти в несознанку, не дают отпустить мнимый контроль, окрики и вызов подкрепления, маты, шум, выстрелы... Все смешивается в дикую ебанину панического гомона. Кажется, кто-то выпустил ебнатов, сидевших во временных карцерах и клетках, ну а сейчас начнется пиздопляска! Ему нужно бежать! Бежать наверх, может быть как-то сможет перебраться через крыши и...
Крики рядом, за тонкими стенами, пугают, и Джек ощетинивается, готовый, что в любую минуту снизу или сверху могут вбежать, как временные заключенные, так и ебучие хранители, решившие проверить путь через запасные лестницы. Сукина ночь! Джек рычит и отталкивается от стены, прислушивается, какого хера орут остальные и что вообще происходит, безопасны ли верхние этажи... Крики глушат, заставляют морщиться, где-то внизу уебки настигли парочку оборонявшихся офицеров и решили развлечься... Ебаный психоз город со своими шизоидами.
...Подкрепления не будет, паника нарастает, оружия аналогично на всех, кто остался в участке, не хватает и... что-то там ещё про пятерых зарезанных, но это он уже не слышит, пропускает на отъебись, зацепляясь за вырванное из контекста, но такое понятное ему слово, такое опасное, но сладкое для него — «Ужас!»
Гремучая смесь страха и адреналина смешивается с невъебической радостью с больно щемящим под ребрами, так, что аж дышать становится тяжело, и что не время, не место — Джеку теперь по настоящему поебать. Он всё же пришел... Довольство от того, что Солнце вытворило, кроется тем самым — блядь, это участок, это, сука, шаг за грань и... если у него не выйдет, если его поймают... Радость смывается острым, мать его иронию, ужасом, и Джека окатывает, как ледяной водой. Взгляд наверх, туда приблизительно, где на третьем этаже или даже на крыше звучат ещё выстрелы.
Он не станет той гребаной погибелью, которой Питч его называет. Ни за что! Потому он так резко кидается по лестнице наверх, чтобы наверняка, чтобы не было потрачено время впустую, чтобы...
— Стоять! — рявкает молоденький парнишка, видимо ещё стажер, но уже в форме, вырастая перед Джеком из ниоткуда, хотя, скорее всего, с третьего этажа вниз решил сбежать. Молодой офицер наставляет на беловолосого пистолет трясущийся в руках, и хуево контролируемым голосом приказывает, – Живо в клетку пацан, иначе стреляю, ну!
Джек же лишь холодно склоняет голову в бок, перекручивает нож в руке, и с таким едва слышным, но опасным произнося:
— Только ты сейчас стоишь между мной и тем, кого я так безумно хочу увидеть...
Лестничные чертовы пролеты, белые обшарпанные стены и лишь свое дыхание с фоном чужих криков вокруг и еще хер пойми чем, кажется внизу началась маленькая гражданская война за участок, но плевать, и парень с разбегу влетает на крышу, не потрудившись даже подумать, будут ли здесь тварьские хранители или вообще это просто...