Бред.
Последние хуевы попытки логики и мозга самозащититься, до последнего не веря ни себе, ни тому что давно разрывает по миллиметру изнутри и режет, кромсает… А ты бы и рад пустить все на самотек, поддаться, но все же должно быть по твоему: логически, без эксцессов, без тупого отвлечения на какие то несуществующие эмоции и чувства! Не существующие, это какие? Те, которые разьебывают сейчас подсознание, и единственное опровержение которое приходит это приказать себе же не думать об этом «бреде»? Защитить себя, особенно, если логика права и с мальчишкой…
— Я разорву к хуям твою подстилку, если ты не скажешь, где Фрост находится, — проговоривая замогильно спокойным голом, при этом обрывая мысль, не давая и шанса закончить. Так по омерзительно-наивному не желая понимать, что с этим альбиносом что-то случилось. Ужас даже не смотрит на этих ушлепков, лишь медленно, для успокоения, перекручивает ножи в руках. Может… поможет?
— А нахуя он тебе? Других подстилок в городе не нашлось? — с ценимом отзеркаливает Кайлан, — Но если так хочешь знать, то он ну… в этой комнате, точнее в другой части этой комнаты. Стоит лишь мне нажать на пульт и… Только с тобой он больше разговаривать не будет… понимаешь?
Наркота? Программирование? Транквилизаторы? Слом по всем фронтам личности?
Сломать Джека? Да кроме тебя ни у кого нахуй не получится сломать этого недо смертника. Ебучая психика такая, что позавидовать можно отчасти. Он не сломался, он…
Схуяли он не хочет говорить? Этот уебок сказал просто, чтобы позлить, или мальчику довели седативными или кислотой?
Блядский гремучий коктейль из таких мыслей, смеха Кая и резкого переходящего в ультразвук шума с экрана, — звук происходящего отрубился — как гребаный улей в башке, и это кроет неизбежным — тотальным срывом в ближайшие минуты. Хотя и полного сдвига по фазе быть не должно, за это он спокоен; всё, что ещё было реально адекватного, сдвинулось тогда… девять лет назад. Просто…
Что просто, что, блядь, просто?
Они возможно выебнулись по полной и сотворили с твоим мальчишкой непоправимое, а ты толком не можешь зайти в ебаный бокс и разрезать мелочь на глазах его ебаря? У тебя гольная ярость начинает перебивает все холеные и выстраиваемые годами барьеры профессиональной холодности, и всё что сейчас бьется в голове — «он, сука, должен был выжить!» — и это просто по-твоему?
— Дверь, — едва слышно шипит Ужас, игнорируя явственно перевес в своем гребаном сознании.
Ты должен отсюда уйти со своим мальчишкой. Или их казнь не принесет ничего, даже на каплю не успокоит. И ты это знаешь…
— Что, прости? — садистки веселиться Кай, крутя в руке тот самый пульт.
— Открой, либо я вытащу из комотоза твою шлюшку и проделаю несколько поперечных по всем нервам! — рякает Питч, и ножом наискось по стеклу, только черное лезвие соскальзывает, даже не поцарапав прочное стекло и остается лишь несдерженно-злобный рык, приглушено разносящейся по широкой зале. Столь нужные барьеры холодной крошкой летят к ебеням, но Ужасу почти уже параллельно.
Не это становится приоритетом.
Что с тобой происходит? — последнее, позорно испуганное на подсознательном, что через мгновение глушится и застилается неконтролируемой яростью сравнимой с уничтожающей лавой, почти той самой, что теперь растекается под ребрами.
Но он не хочет знать ответ, не хочет задумываться, больше анализировать, думать, что там или что к вечеру должен быть уже за пределами 604, все летит в тартар со срывом цепей и жестоким ревом разъяренного зверя внутри, равно он и не понимает, что несет этот ублюдок; мозг предательский перестает улавливать действительность и сосредотачиваться на происходящем, и до него доходит лишь часть уже сказанного:
— …его на край аварийки… И после мой хороший волчонок… и ещё пулю в лоб… Но раз ты хочешь его обратно… Получай!
За этим гнусным, следует неожиданный щелчок ещё одной отодвигаемой стены, и усмешка, такая наглая, Кая и интерес вместе с отмщением в темных глазах.
Там, вдалеке залы, в конце, всего лишь продолжение помещения, всего лишь дымящаяся холодом комната, с одним единственным железным столом посередине, и… телом на нем под белой простыней. А на экране, на глобальное паскудство, со включившимся звуком, на Джека наводят пистолет и с издевательством спускают курок.
Первый выстрел и он слышится до невозможно оглушительно. Он рушит, как стекло, как перелом костей… Только, что рушит — хуй пойми — это не переводимо на те тупые тысячу терминов что знает хищник, не поддается обозначению — индифферентно для осознания.
Четыре шага до того промерзлого помещения, но не больше, нельзя…
Не выдержишь? Чего же на этот раз?!
— Ну, чтоб ваша ебаная персона знала, — улыбаясь в пространство, издевается Кай, но тут же серьезничает, хмыкнув слишком очевидно, — Он тебя не сдал. Охуенно так наверное, потратить время и свою собственную жизнь на такого ублюдка как ты, да, Ужас?
Это… Ложь? Правда? Логически понимая — возможно подстава. Они бы не стали так себе коверкать смерть. На отьебись слова пидораса и не желая, чтобы то… что перед ним оказалось правдой. Только вот логика стирается, медленно, однако теперь неумолимо; он даже может за этим наблюдать, как персонаж в своей же гребаной голове. Единственно, что ещё подходит — действительно подстава — они могли смонтировать видео, там могла быть заминка кадров, подтасовать…
У того что лежит на столе такие же мягкие волосы?
Подсознание доводит. До ручки. До грани. До точки невозврата. Хуй пойми ещё до чего, потому что это странно — не верить в то, что видишь, такого не бывает ведь! Не может идти логика вразрез ебаным остальным мыслям, а последний вопрос ублюдка кроет адовым, до фантомной боли раздробленных ребер и содранной кожи. И пусть всё в порядке с телом, но сознание приводит эту эмпатию, эти ощущение в аналогию, и они словно реальность…
Нет, реальность такова, что тебе нужно лишь снять кусок простыни.
И весь твой гребанный цинизм и холодность, как и когда-то давно, выгорает нахуй из осмысления, просто ошметками пепла. Как когда-то после года отсутствия ты зашел в её комнату и понял, что ничего больше нет…
Твой блядский цинизм и ебаные мысли про то, что избавится от мальчишки нужно в другом городе. Хочешь ещё этого?
Ужас не выдерживает, подойдя уже слишком близко, не выдерживает и тупо с разворота пускает всю обойму, захваченного на всякий случай, пистолета в стеклянный бокс. А ведь даже в самых хуевых вылазках запрещал себе использовать огнестрельное… Приглушенное рычание взбешенного хищника, являя погибель этим тварям, но стекло даже не покрылось трещинами. Едва круглые вмятины и звенящая теперь отзвуком тишина. И усмешка старшего шизика, как ебаное последнее дополнение.
Гвоздь в крышку гроба. Но их ли?
Пистолет отшвыривается за ненадобностью, и… нужно хотя бы быть здравомыслящим?
Зачем? Нахуя теперь?!
Если это и есть правда, нахуя теперь в пизду ненужное здравомыслие, адекватность, и логика?
Ты начинаешь осознавать наконец, что здесь происходит, нареченный Ужасом?
Это не Джек, — тупое до банальности и смеха в прокрутке мыслей. Но…
Виднеющиеся макушка белоснежных волос и… Пропорции тела. Даже так, даже накрытый простыней, они совпадают.
Всего лишь секс, да? Но запомнил каждый дюйм его тела, знаешь наизусть не просто рост и вес, но все пропорции, какой он везде… тон кожи, и все шрамы. Только не это сейчас кроет, не своя же ебаная маниакальность запоминания, а то что… совпадает.
— Это не можешь быть ты… — едва слышно сквозь зубы. И вправду, не может же закончится всё так тупо, так бесполезно? Это не… честно? Не может быть так…
Тебе страшно.
Ублюдская нерешительность не есть похуизм, это есть твой страх. Потому что точка отсчета давно пройдена, а точка невозврата близко, просто — одерни ебаный белый кусок ткани и убедись!
— Да блядь не в чем! Это не Фрост! — рявк в голос и даже при осознании, что заорал на самого себя настолько уже это похуй, что не колышет — исчезает за белым шумом в голове.