Парень неуверенно кивает, даже едва с надеждой, едва зародившейся, но этот тон и сам факт будущего разговора удивляет его, ведь раньше Питч такое не говорил, даже не заикался и… Джек с силой прикусывает нижнюю губу, понимает, что возможно зря вновь надеется, и опускает голову, осторожно высвобождаясь из захвата теплых пальцев.
Тишина обволакивает, и он правда уже ничего не ждет, и никак не ожидает, что Питч медленно, словно специально делая акцент, проведет ладонью по его шее, вновь подцепит за подбородок, вынуждая вновь на него посмотреть, дождется этого чертового полного внимания Фроста, и когда оно захвачено, до невозможного серьезно произнесет единственное:
— Ты ждал меня несколько месяцев… Сможешь подождать ещё десять часов?
«Блядь! Да какого хуя? Ну почему так, почему ты мне разрываешь внутренности и всю мое ебливую душу одним этим нереальным, пиздец желанным? Ну за что ты меня так терзаешь, любовь моя?!»
Джек не выдерживает столь откровенного, до блядства важного, и мотнув головой пытается все взметнувшееся внутри превратить в злобу, но терпит ебаный крах, чуть ли не срываясь на умоляющий стон.
— Да! — хватает его на почти злобное, не в силах сказать нейтрально, давая этим эмоциональным понять, как это его царапает и рвет внутри. Давая вообще прочесть сейчас, как открытую книгу, Джек дышит учащенно, неверно и показательно, с прерывистым шепча любимое и нужное: — Питч...
Парень, не вывозящий такие тварьские горки, полностью обезоруженный этим единственным вопросом так слепо сейчас поддается едва вперед, и наверно он полный наивный долбаеб, что его кладет с одного предложения, но внутри всё мучительно орет о том, как же он заебался и как же он не может без своего единственного… Он просто хочет немного поверить, что не ослышался, просто хочет почувствовать, что за этим невероятным сокрыто. Однако, как только Джек бездумно порывается обнять, Блэк за секунду останавливает его, перехватывая руку у запястья и сразу отшатываясь от парнишки, с таким предупреждающе шипящим:
— Не смей…
И если бы эта была блядская злость, если бы всё было столь понятно.
Злость? Когда готов этого глупого мальчишку…
Мысль обрывается, стоит Джеку, как и всегда, все похерить, провертеть весь контроль Ужаса на хую. Игнорируя даже злобный взгляд и давление на запястье, мальчишка просто не слушая опасное шипение и предупреждение читающееся в золотых глазах, не останавливаться, даже не дергается от боли в крепко сжатом запястье; он с таким наивным и нетерпеливым порывается ближе… Блядь…
Сука, доигрался! — в мыслях. Но на деле Ужас первым прерывает тушующиеся секунды, немедля сокращает оставшееся меж ними расстояние, с рыком дергая мелкого на себе и впиваясь в мягкие губы, жадно до исступления, до ублюдочно желанного стона Фроста, и сразу же, нахуй не думая, и заваливая его на кровать, жестко прижимая собой и позволяя всё. Долгождано вылизывая теплый мальчишеский рот, заглушая его стоны, и руками вниз, оглаживая там, где нет бинтов, дурея от простого блядь поцелуя. И как же он хотел это сделать еще вчера, когда осознал под конец ночи, что и вправду мальчишка жив…
Поцелуй неразрывный, жаркий, совершенно не похожий на их прежние, теперь до исступления и безумия обоих, полной чувственной отдачи. И Джек неугомонный, ошеломленный, он дуреет лишь от этого напора, жадности и страсти, жмурится, поддаваясь под касания, запоминая каждый миг и настолько желанно зарывается пареклеемыми в пластырях пальцами в черный жесткие волосы своего мужчины.
Мысли? Нахуй мысли! Джек посылает их, когда Питч лижет его в губы и несильно прикусывает нижнюю, неотрывно смотря при этом в глаза, и с тихим рыком медленно ведет ладонью по левому худому бедру… Эта новая, нахуй не похожая на прошлую, жадность и дерзость, без похоти, но сжирающая до конца… Она кладет все мысленный процессы Джека на нет, и если бы он знал, что не одно его здесь пиздец как кроет и кладет…
И, блядь, спасибо профессиональному стажу за семь лет, потому что хочет он мальчишку пиздец аж как. Разложить и долго с чувством…но не трахать, другое определение, другое и в представлении, в равной степени уже зная на будущее, что у них будет ебаный черный комплект постельного, и… Мальчишка на черных простынях с едва тонкой кровавой полосой на шее — ебаная высшая эстетика для самого Ужаса, от представления которой и сладких стонов Джека в реальности он резко зажмуривается, глуша утробное рычание того, что внутри. Блядь… Блядь!
Ты не представляешь, что я буду с тобой делать, как только мы окажемся в безопасности… Ты ещё даже не осознаешь к кому ты попал, и не представляешь, как будешь захлебываться в стонах подо мной… Настолько, что прошлые наши игры выцветут и навсегда забудутся у тебя в голове, как незначительное...
Бросить все, все мысли и воплотить часть представленного в явь — почти уже разрешаемо; все его самообладание испепеляется, и последний ебучий контроль посылается туда же, когда Джек скулит от острых укусов на ключицах и выгибается дугой, медленно раздвигая ноги.
Приоритетное — не остановишься и вы трупы! — наконец стопорит, окатывая опасным холодом, и Ужас резко замирает.
— Питч? — Джек, распаленный, шумно дышащий, но с этим же томным и блядским на губах; как у него только вообще выходит так звать? Блэк лишь тряхнув головой быстро отстраняется, делая упор на руки и нависая над мальчишкой, осматривая раскрасневшегося и запыхавшегося, со всеми этими бинтами, пластырями, окровавленными вновь губами и шрамами на шее… Мечта садиста, блядь.
То есть твоя, да? — подсказывает подсознание и он усмехается, качнув головой. Также невозможно!
— Нет. Всё. Не сейчас, — не затягивая молчание предупреждает мужчина и с неохотой поднимается, оставляя разгоряченного мальчишку на кровати.
Когда Джек начинает медленно осознавать реальность и почему впервые Питч ему отказал становится даже как-то стыдно, и он, выдохнув полной грудью, быстро садится на кровати, пытаясь выровнять дыхание и заговорить первым. Однако Питч его перебивает, не словами, а поворачивая ему руку ладонью вверх и вкладывая холодный серебристый пистолет с глушителем. Джек же молча округляет глаза, но не успевает возразить.
— Здесь полный магазин, ещё один под кроватью, слева. Глушитель не скручивай, с ним проще, с предохранителя сам знаешь, как снимать, — буднично поясняет Блек, удерживая мальчишку взглядом и не давая даже открыть рта, — Если… — он замолкает, подбирает слова, но после решает говорить как есть и продолжает, — Если услышишь что хоть кто-то приближается или шароебится за дверью, стреляй. Не смей туда даже выходить, коридор хуевищное место для маневров, особенно с огнестрельным. Полезут к двери — стреляй, почувствуешь, что кто-то рядом, представь его на уровне среднестатистического роста и стреляй образно в голову, увидишь кого-то из окна, прицелься, выдохни и стреляй. Тоже в голову. Желательно…
— Питч? — Джек шокирован не тем, как ненавязчиво, но подробно ему преподнесли урок киллерства, или даже разрешили, скорее тем, что это не свойственно Ужасу так говорить, объяснять, предостерегать от опасности… заботится? Нет, Джеку просто показалось.
— Вероятность минимальная, но зная твое везение… — он не продолжает, хватает того, что Фрост сам усмехается, кивнув головой.
— Буду стрелять по всем, — немного взбодренный и принявший пистолет, оповещает мальчишка, едва с намеком на улыбку.
— Даже по мне? — он не может не спросить, как раньше, как их гребаные перепалки и подьебы. Это то мнимое, что осталось прежним, без перемен и что ещё сохраняется. Но Джек только качает на такое головой, несвойственно довольно заявляя:
— Ты ходишь бесшумно. Я всегда до последнего, пока ты не войдешь, повернув ключ, не знаю, что ты рядом, Ужас.
Этот страх его подмывает, разрушает и не дает право на нормальные мысли. «А что, если…» — застревает в его тупой башке и не хочет вылезать, даже рассеиваться. Не дурной сон — хуже. У них положение хуже, хуевищней, и Джек лишь может догадываться, сидя на подоконнике, всё так же с пистолетом с руке, что натворил Ужас вне участка в ту ночь, что теперь город впервые за все семь лет его пиздеца закрывает границы.