Если же нет, экспромт не прокатит, и ты это прекрасно знаешь, но все же опять идешь за ним.
Всё же признал своего белоснежного не за погибель... Он — твоя безумная белоснежная жизнь. И лучше сразу под казнь сучки наемницы если не будет возможности вытащить его и уехать вместе.
II.
01:15
— Ну… у нас же точно… всё будет хорошо? — он немного смущен, ни то вот таким откровенным разговором, ни то новыми улицами в желтом рекламном неоне от нового, совершенно чужого города.
— Хорошо? У нас? Ты действительно в это веришь? — и взгляд родных золотых глаз проходится с насмешкой по нему.
— Единственный походу, кто тут пытается… — бурчит парень, — Хоть кто-то оптимист? — со смешком добавляя.
— Это не оптимизм, Фрост. Это психиатрия… — Блэк докуривает тлеющую сигарету и осторожно ерошит его белоснежные волосы, в последний раз оглядывая вот так — с мягкой усмешкой, почти покровительственной, почти любящей, — Просыпайся, белоснежная моя погибель, и, возможно, всё будет по-твоему — оптимистично…
Джек равно выдыхает и с испугом распахивает глаза, готовясь уже к чему угодно, но не к тому самому ебучему оптимизму.
Жаль, опять был лишь сон, лишь морок чужой желанной жизни. Испачканные в крови губы растягиваются в ядовитой усмешке, и парень думает, что стопудово попал на свою казнь.
Какая же сука эта Фея с её командой мудаков. А он мог бы быть и поосторожнее и не пользоваться главным выходом из ненавистных апартаментов, но нет!
Инстинкты подвели, и сбежать не получилось, равно и увернуться от очередной дозы снотворного. Какой-то ебический день, просто хаос и пиздец, других слов в затуманенной голове пока что не находиться или он их забыл, и Джек щурится от этих ярких прожекторных ламп вверху… громадного склада-ангара. Можно и пару истребителей сюда загнать, теснее не станет.
Парнишка шипит и едва хочет пошевелить руками, как понимает ещё одно попадалово — он на стуле, со связанными за спиной руками, и гребаные стрипы режут кожу вновь, но не это больше пугает, а то, что возле него, недалеко по масштабу пустого пространства, на стуле сидит сучка Фея, и внимательно на него смотрит.
— Очухался, — констатирует она.
— Не знаешь дорогуша, куда я тебе пошлю вновь? Повторить, как пару дней назад? — по прежнему щурясь от яркого освещения, хрипло произносит Джек и тут же морщится от того, что на лице слева что-то жутко стягивает. Блядь! Кровь…
Когда Джек вспоминает чья, то блядская хищническая улыбка сама появляется на его лице, и он так злобно из-под челки вновь смотрит на нервную детектившу.
— Ты ебаный твареныш, который даже в проекте не должен был быть, не то чтобы рождаться! — выплевывает она и так издевательски наставляет на него пистолет, используя спинку стула, как подпорку для прицела.
— Неужели ты дошла до такой стадии, что шиза ебнула в голову? Ну, так стреляй, мне ситуация пиздец знакома, — Джек не знает, почему опять настолько борзо огрызается, не знает и почему всё ещё адреналин в крови не унялся и даже на боль ему похуй.
В черепной коробке проигрывается это бешеное, но охуенное, как он удачно смог ебнуть тех трех зашедших к нему в комнату у Лунного, а после и добрался до самого въедливо белого пидораса, притворяясь накаченным и растроганным, и вновь сработало! Сработали и отработанные техники ранее, и, как минимум, он разукрасил этой твари лицо, а дальше просто были те, кто хотели его схватить и здесь… здесь Джек зажмурится, потому что воспоминания сливаются в одну мутотень.
Всё до блядство не четкое, шумное, и выстрелы чуть не лишили его слуха; кто-то стрелял очень близко, но он до сих пор не знает кто, помнит лишь следящее, как выбежал из апартаментов в холл и уже было по лестнице вниз, но шлюха пестрая, сидящая сейчас в паре метров от него хернула дротиком, и опять гребаная темнота и адская боль в голове.
Сколько можно его накачивать разноцветными ампулами он не знает, лишь материться не то про себя, не то вслух.
— Чё, очухался, замшелый? — новый громкий голос издалека, эхом режет ещё чувствительный слух, и Джек кривится, вжимая голову в плечи.
— А ты ещё не пошел себя ебать морковкой, а, Банниманд? — ухмыляется Фрост, когда понимает, что идущий из дальней части склада никто иной, как Астер.
— Можно я его ёбну? — побагровевший младшей детектив, поравнявшись с Туф, ненавистно осматривает их добычу и приманку в одном лице, но девушка лишь качает головой.
— Он приманка, не забыл?
— Да нет кончено, как после всего забудешь тут блядь! Но суку убить…
Распаленную тираду Банниманда прерывает Джек, заливисто рассмеявшись, так что эхо смеха волной прокатывается по всему ангару; ему правда становиться пиздец смешно, но это уже она — сука добрая старая истерика. Ну, наконец-то! А он думал похерил все свои эмоции и загоны шизы. Ан нет! Ещё есть, где разгуляться.
Джек свободно запрокидывает голову назад отсмеиваясь во весь голос, и не понимает что блядь именно в словах тупого детектива его так рассмешило… Ах да, точно! Он так же резко возвращаясь в исходную, смотря на Туф напрямую, с ненавистью, злобой, но в глазах по любому уже стоят слезы и он не может это контролировать.
— Чё, реально? Тогда вы пиздец как пролетели! Потому что он не придет за мной!!! — Джек выкрикивает последнее отчаянно с болезненной злобой на весь склад, без сил уже сдерживать панический страх и блядскую расползающуюся паутиной опустошенность и боль, такую щемящую, уничтожающую наверняка.
«Он не придет, он, чтобы не говорили, не будет считать тебя центром своего мира. Уймись и смирись дурак!»
Понимание обрушивается и большое мнимое — «Всё будет приемлемо» — не может это удержать, и у него истерика. Настрадавшийся организм уже кладет тремором, и Джек просто задыхается, уронив голову и пытаясь сделать хоть вздох, потому что легким жизненно не хватает кислорода. Джек уже реально хочет попросить эту ебаную суку напротив него выстрелить ему в голову, это проще, а то что внутри для него непреодолимо: у всего есть граница и его граница здесь. Здесь блядь его остановочка!
«Как ты вообще мог думать что у вас все будет по-хорошему?» — Джек на свои же мысли только качает головой, и вновь из-под челки гневно смотрит на Фею.
— Он уже уехал, ебланы. И максимум, что вы можете — расстрелять меня! — парень усмехается шизануто радостно, ведь ему уже нечего по сути терять и рамки — «Выживи, тебе есть ради чего!» не останавливают внутренний обвал психики. Нечего уже думать, и…
«Питч, пожалуйста… Пожалуйста!.. Не совершай хуйни в другом городе…» — так по детски дурно крутится в мыслях и почти срывается с языка, но он вовремя закусывает нижнюю губу, через силу пытаясь дышать, а не задыхаться.
— Нет, сученыш, он придет, — остро, но для Джека издевательством, произносит Фея, — И тогда ему здесь пизда, равно после и тебе, чтобы ты нам не плел… — она встает со стула, и подходит к парню вплотную, приставляя дуло пистолета к его лбу, и, о да, ухмылка проскальзывает на её лице слишком ебнутая.
— Думаешь… его ждет казнь на электрике, как и полагается по закону? Думаешь я, после того что он сделал, отдам его под суд? Да нихуяж, сученька… Он подохнет здесь! Лично на курок нажму и спущу весь магазин, а после перезаряжу и спущу заново.
«Теперь не шутит, даже не играет», — это Джек читает точно во взгляде взбешенной, держащейся в адеквате чудом Фее, но не боится, это фоновое. Джек знает, что он не придет, и бояться нечего. Этого Ужас не допустит.
— Пошла ты нахуй со своими извратскими фантазиями! Я же сказал, он… не то существо, чтобы ради меня херить пропуск из города и новую жизнь!
«Ну вот, сказал это вслух, наконец озвучил ебаное, что вертелось в мыслях и признался самому себе, молодец, мальчик!»
Парень сглатывает вязкую слюну, прикрывая на пару секунд глаза.
«Вот ты и вернулся, в самое начало. К тому, что вновь — нахуя жить в этом ебучем городе? Нахуя вообще существовать?»
Джек уже просто не верит в другое, разучился, и хватит травить собственные осколки души и надеется. И если у других ебнатов, у которых он был, равно и у Лунного сегодня, он мог ещё понадеется, что может и прокатит в последний раз, то здесь и сейчас — в полной ловушке, где через каждые десять метров стоят обученные твари спецы с автоматами наготове, у него нет никакого шанса. Питч сюда и близко не сунется, и Джек даже не в обиде. Он бы сам…