« — Если я когда-нибудь за кем-нибудь приду в ловушку гребаных хранителей, притом буду знать прекрасно, что это ебучая смертоносная для меня ловушка, то это можно считать высшим проявлением прогрессивного безумия от меня.
— То есть безумной любви?..»
Нет! Нет! Нет! И тысячу ебаных разорвавшихся «нет!» в голове, до ненависти, до выбеленного всё в подкорке, до жалобного неверящего стона, и резкого отрицательного мотания головой. Нет! Не может же… Нет!
— Нет… — судорожно шепчет Джек в обжигающем неверии, смотря в эти невозможные золотые глаза и продолжая мотать головой… Не верит… Не может под конец быть все настолько для него желанно!
— Да, — ответом на всё, и с таким же стальным, полностью осознаваемым и дающим понять окончательно, — Десять часов прошли…
И это несказанное вслух, но осязаемое сейчас между ними — досказанность и все по своим местам, как должно было быть ещё месяц назад, если бы не…те злоебучие факторы, если бы не злоба и упрямость самого Питча, если бы…
Джек закусывает губу с новой силой, чтобы подавить отчаянный скулеж на грани крика, потому что так нельзя. Так нечестно! Так невозможно, не в этих обстоятельствах, не с таким взглядом!
«Ну твою ж, ну что же ты творишь, любовь моя?
Ну почему именно так?
Почему даже если мечтаешь от тебя невозможного, то в реальности ты стираешь это ебаное надуманное с таким эмоциями, с таким блядь словами, так, что мечта выцветает, становясь пиздец блеклой по сравнению с тем что ты творишь… с твоими поступками!
За что ты мне такой? Долгожданный… Мой... За что все ещё рядом с таким как я?»
Джек судорожно, на миг, прикрывает глаза не в силах унять чертов тремор и предистеричное состояние, не в силах даже ответить, даже показаться чуть более сильным. Ничего не осталось, все пеплом, всё сломалось, и только вновь голос Ужаса вытаскивает, так, что Фрост распахивает глаза, сразу замирая от всё того же цепкого серьезного взгляда; эти секунды — минуты Питч просто неотрывно смотрит на него, однако обращается он уже к Фее:
— Ты ведь знаешь, что мне нужно… — холодно утверждая, но равно хотя бы взглядом удерживая Джека от полной истерики, не давая вникать в суть сказанного. Нехуй ведь.
— Цену набиваешь? — ухмыляется она, поняв что будет его дальнейшим шагом, на сразу же просчитываясь.
— Даю право решить, с выпущенными кишками будут твои шалавешки через три минуты или всё же нет! — огрызается он, наконец переводя хищный взгляд на наемницу, и эти ебаные их три секунды тишины ощущаются, как три полноценных часа, мертвые и ничего хорошего не обещающие.
Однако она сдается, матерится приглушенно, но сдается, кивает, злобно скривив губы, словно ей вообще неприятно здесь такое терпеть, но равно понимая, что выход лучший, для неё же и безопасности остальных.
Только для одного Фроста нихуя непонятно, неясно на кой черт, почему и что происходит, он не улавливает какой-то ебаный пиздец, не улавливает и не понимает что происходит, все еще держа это ошеломляющее в голове, не понимает ровно до того момента, пока Фея в следующие пару секунд не требует, снимая вновь с предохранителя пистолет:
— Оружие, всё, на пол!
Только на это получает лишь взгляд с едва приподнятой бровь, говорящий прямо — за долбаеба не держи, и морщится вновь, кивая Астеру. Конечно… Банниманд только сейчас отойдя от своего шока и врубившись в происходящее, так неохотно опускает пистолет, прячет его обратно в кобуру и достает из заднего кармана складной нож, демонстративно заходя за спину прицепленного к стулу парня.
— Стой! Нет! Так…так нельзя! — до него доходит теперь с кристаллической ясностью, но последнее, что Джек вообще желает — это освободится ценой его свободы, его жизни, потому отчаянно вскрикивает, почти со злобой переводя взгляд на своего Ужаса, с таким отчаянным, почти умоляющим: — Не надо! Нет! Прошу, только не так…
— Гарантом будет твой приют, что он уедет отсюда, и хуй ты посмеешь выйти на его след… — Блэк даже не отвечает на мольбы Джека, хотя и смотрит только на него, доставая свои два пистолета с глушителями и кидая на пол. Время на минуты, но только он это знает, и единственное важное — добиться от этой почти невменяемой суки согласия.
— Он нам и нахуй не сдался, — как бы подтверждает она, носком туфли отшвыривая подальше сикнутые стволы, и пытаясь не упустить ни одну деталь, ничего…
И его, его блядь здесь никто не слушает, словно даже не замечают…
За тебя все решили и ты будешь жить.
Да нахуй ему жизнь если так то? Джек не понимает, не хочет признавать такой конец, просто уже без сил одним взглядом пытаясь отговорить своего хищника. Хотя в мозгах такое паскудное — хуй ты его отговоришь. Даже близко блядь!
— Это… — только он понимает что сипит, не может выровнять голос, не может вновь заорать, повлиять и срывается на разъяренный тихий рык, дергаясь на стуле, не одной частью своего ебаного сознательного не желая того, что задумал сам Питч, — Послушай, это не выход, не так! Ну совершенно не так… Оставь, уходи! Я… не хочу, не этого…
Мальчишеский паникующий шепот различает лишь он, но только качает головой, не принимая, и Джеку до разодранной души понятно, что хищник не изменит решения, что все же теперь залогом его свободы является свобода и жизнь… И хуй Ужас повернет обратно, даже тупо сделает по другому.
— Сделай что-нибудь! Прошу, не надо!.. Только не так, только не… — Джек всхлипывает, обрывается на сиплом, беспомощном, даже не чувствуя, как Банниманд позади него уже приставил лезвие к сцепляющим стрипам, ему не это важно, все по равнозначному пеплу, и желание одно. Иронично, что сейчас оно у них совпадает: каждый желает спасти другого. Блядство! И почему, когда всё стало кристально, почему когда Джек услышал это, увидел во взгляде нужное, долгожданное, такое охуенное, всё нужно обрывать, забирать у них новую жизнь?! Он ведь столького не сказал, не…
Да не верит он, блядь, что сегодня всё закончится так! Нет, не может даже подумать!
Выкинутые ближе к Феи черные серповидные ножи хуже, нежели все что представлял Фрост, заставляя заледенеть от предсмертного ужаса и жестокости происходящего.
Значит, конец?!
Его отчаянно выкрикнутое — «Нет!» совпадает с приказным Феи — «На колени, руки за голову!». Он не знает и не понимает уже, чтобы сейчас сделал, чтобы отдал за прекрашения разьедающего кошмара на яву? И тварьская аллюзия на лучшее проходит, с его же рваным вскриком — как реальный чертов звереныш, у которого на глазах уничтожают последнее дорогое, и Джек рычит, не в силах помешать, остановить, с последним… таким отчаянным в разодранных по клочкам мыслях: — Ты не сделаешь этого! Не встанешь на колени перед ними! Ты — сам нарицательный — так не унизишься, и не принизишь себя, и у тебя определенно есть запасной план! Есть же!
Плана на двоих нет, и… когда Питч опускается на колени, медленно заводя руки за голову, Джек читает в его глазах настолько четкое и прямое:
Перед ними — нет…
Перед тобой… давно пора.
Без слов, но на уровне души прямо читаемое, такое же в золотом цепком взгляде хищника, так, что мальчишка не выдерживает, завыв раненой белугой, раздирая запястья в кровь, но беспомощно не успевающий ничего.
— Нет! Нет! Нет! Не хочу!.. Не смогу потерять… — лихорадочно шепчет Джек, смаргивая слезы и смотря на своего невозможного, — Не так, любовь моя…только не так! Не смей!
— Последнее слово? — холодно раздается голос Феи, и какое же блядство, все это так быстро, лишь в мыслях Джека ебаная вечность, на факте меньше чем две минуты, а она оглашает это вместе с главным действием — наставленным пистолетом в затылок сдавшегося Ужаса.
Ему похуй на Фею, на почти ликующее мясо вокруг, он смотрит только на мальчишку, отчасти жалея, что не сделал всего этого ранее: не сказал раньше, довел до долбоебического, и сейчас единственное, что выходит — строго почти приказать ему:
— Закрой глаза.
— Нет! Не ради меня, не так, не… Я не хочу... прошу, я не хочу жить без тебя!..
— Закрой глаза, Джек… — повторяя с легким нажимом, в последний раз скользя жадным взглядом по фигуре этого белоснежного звереныша.