Он рычит, бессознательно, злобно, по-звериному. В порыве бессильной ярости сдернуть нож с пояса, и с размаху полоснуть по колонне — лишь отдача в пальцы, серая крошка на черном асфальте и тонкая полоса на бетоне. И ничего.
Всё стихает. Но не внутри. И лишь усмешка на бледных губах, и ураган ненависти и жгучего отчаяния под бешено-колотящимся комком мышц.
— Лучше бы ты убил. Там же, на заброшке. Лучше бы прирезал, ей-богу, Блэк... — охрипше шепчет Джек, смаргивая пелену с глаз.
Он не чувствует опасности, лишь небывалую ненависть, страх и беспомощность, выжигающее всё. А позади, далеко за мостом, слышны смешки, Джеку же на это слишком фиолетово: он стоит спиной, но отчего-то усмехается, когда слышит, что какая-то группка приближаются к нему. Погано так усмехается и ему всё равно, что взор опять расплывается из-за неконтролируемых слез. Какая уже разница, да? Похрен и на то, что рука начинает болеть от неправильного размашистого удара ножа, ровно и на то, что число оппонентов явно превышает трех.
Джек не может больше так. Он трус. Он не может справиться со всем, что пожирает его изнутри. Слишком много, слишком больно, всепоглощающе сильно… Ненавидя и в то же время с ума сходя лишь от одной мысли увидеть презрение и злость в желтых глазах хищника.
Твою мать, всё же он мазохист. И лучше бы он сдох еще тогда, на высотке от передоза, нежели встретил после своего смертоносно-прекрасного убийцу.
Свист от дальних стен отходит призрачным эхом, а Джека это даже не пугает. Он не ведет и бровью, слыша звон чужих цепей и едкие фразы. Его таки заметили.
Возможно, это будет весело. Возможно, будет быстро.
Отчаянье не дает подумать здраво, по-нормальному, и логика в секунды стирается жидким пламенем ненависти. Ненависть — она душит, подступает к горлу и Джеку так охотно скинуть её хоть на кого-то, сделать хоть что-то, лишь бы не думать и не чувствовать. Пусть адреналин и чувство страха за собственную шкурку хоть на несколько минут заглушат всю чертову волну эмоций, что подобна своре адских гончих, рвущих его изнутри.
— Эй, к тебе обращаемся, недомерок!
А вот и главные злодеи его маленькой истеричной сцены пожаловали — думает про себя Фрост, а вслух только пренебрежительно фыркает, разворачиваясь к, все же четырем, парням. На вид дворовые, едва ли оперившиеся, но уже косящие под банду, чтоб им мать дома не сиделось.
— Какого хера надо? — без желания долго рассусоливать фыркает Джек, склоняя голову на бок.
— Чё вякнул? — старший из компашки, коротко подстриженный темноволосый пацан, внешне максимум года на два старше самого Фроста, порывается, сокращая их расстояние еще на два шага. Только Джеку и на это фиолетово.
— Постой-ка, Хэнк. Ты чё… не узнаешь этого сучка? Ну… — позади стоящий, с цепью в руке, скидывает черный капюшон и подозрительно косится на Джека.
Беловолосый лишь подозрительно прищуривается, понимая, что пацаны его узнали, значит сталкивались, возможно не в самых благоприятных ситуациях… Твою мать, но где? И главное, что повлечет за собой это знакомство. По виду остальные двое не понимают, а вот тот самый названный Хэнком и парниша в черном злобно его осматривают, и у «главаря» нехорошо так проскальзывает оскал на лице.
— Зря мы тебя в том переходе не замочили раньше, чем та тварь наших друзей прирезала.
И Фрост мгновенно вспоминает. Переход, несколько подростков напавших на него, его палач, так удивительно легко перерезав нескольких сучек, и первый раз лезвие у его горла, а потом этот чертов шипящий голос и поход к нему домой. И парнишка сейчас не знает, отчего хочется завыть больше, от неожиданной встречи с теми выжившими или от воспоминаний Ужаса.
Джек всё же закусывает губу, и быстро моргает, пытаясь сдержать бунт внутри и не дать истерике новый раунд. А его проблемы возрастают, потому как выжившие и набравшие новых «последователей» играть с ним теперь не намерены: в глазах тех двух явно читается жажда убить, перед этим отбив ему все органы теми железными арматуринами, что прицеплены у них за спиной.
«А у тебя всего лишь один нож, и вообще ты один против четверых, понимаешь к чему все идет, дебил?»
Фрост только цыкает на себя же, недовольно и без азарта. Он уже не знает что хуже, и только пятится назад. Сбежать здесь не получится — тупик, драться — он с радостью, только запал как-то испарился, когда вспомнил о…
— Да твою мать! — рявкает парень, не замечая опасность перед собой. Он — идиот; у него драка тут намечается, а мысли опять…
— Точно псих, — после недолгой паузы восклицает тот что в черном, и достает из заднего кармана джинс складной нож, щелкая спусковой кнопкой, — Так даже проще будет.
— Закончился твой полет, птичка, — противно ухмыляется главный и расчехляет приличный охотничий нож, что висел на поясе.
Джек же только ощетинивается и шипит, ненавидя фразочки вроде «птичек-рыбок» — хватило, наслушался в свое время. Он хочет уйти от конфликта, хочет сбежать, и в то же время часть его так отчаянно хочет сдаться.
— Лучше съебитесь! Так проще будет, для всех… — это кажется последим, что адекватно может сообразить и сказать беловолосый парнишка, надеясь на свою выдержку или удачу.
Только, как известно, такие фразы на невменяемых действую подобно красной тряпке и это только злит группку, а их лидер первым делает движение, резко нападая и почти задевая Фроста размашистым взмахом ножа. Джек, ожидавший, но до конца надеявшийся избежать этой хрени, лишь заводится и недобро рыча, парирует удар, распарывая часть куртки на Хэнке, но не доставая до кожи. Ему даже жаль.
Слишком едкая мысль и он пугается её. Только думать и обдумать не дают, и остальные ублюдки приходят в движение, нападая с разных сторон: от цепей Джек уворачивается, пригнувшись, парня с арматурой удается пнуть ногой и тот складывается пополам, держась за живот. Но к следующему он не успевает обернуться, за что и получает складным ножом по левому плечу, как раз рядом с зажившей раной. Боль оглушает, выбешивает сильнее, и ответ мелкому тваренышу прилетает моментально — массивной рукояткой ножа по виску со всей силы.
— Лучше вам съебаться, в последний раз повторяю! — загнанно дыша, рявкает Джек, слизывая вновь кровь с губ и морщась от боли в предплечье.
— Сука, ты тут ляжешь! — с криком накидывается на него главный.
И из-за неудачного блока Фроста откидывают к той самой колонне. Ситуация паршивей некуда, но он почему-то вспоминает свою первую драку этим летом, и как тот фиолетоволосый придурок зажал его в тупике, а потом появилась серая тень…
Тень, призрак… Нет, хищник же.
«Фрост, твою мать, сконцентрируйся, тварь!»
Мальчишка всхлипывает и полный раздрай в мыслях и эмоциях не дает сконцентрироваться на бое. Он вновь пропускает удар — теперь губа саднит еще больше, но рывок и ответный замах ножом он успевает сделать, только напрасно и еще один удар приходится в солнечное сплетение, отчего тело на секунды немеет, а весь воздух вырывается из легких. Он задыхается, падая на колени, а твари вокруг ржут, и звук арматуры по асфальту слишком четкий и намекающий на его полный пиздец.
— Хватит. Я так больше не могу…
— Чё ты там вякаешь, шизик? А? Не слышно!
— Прекрати это, пожалуйста. Не могу же больше. Ну же… — Джека трясет и он в каком-то вакууме, ни черта не понимающий реалию, полушепотом просит того кого здесь нет. И лишь новые слезы и подступающая истерия. Он действительно больше не может и не хочет. Он наигрался, нажился, настрадался. И не хочет больше…
Его резко дергают наверх и со всей дури припечатывают к бетону, зажимая холодную арматурину у горла, а острый кончик чужого ножа чувствуется в области сердца.
Не так. Только больше не так. Он не хочет ведь больше ни жить, ни существовать, и его ближайшая кончина даже не пугает, потому что мысли не о херовом тельце, зажатом под каким-то мостом, а о том настолько хуево внутри, что это раздирает сознание на части.
Они ржут, издеваются, кто-то даже приставляет холодное лезвие к лицу, обещая приукрасить, перед тем как убьют, а ему плохо настолько, что он не видит лиц перед собой, глотает чертов ком в горле, хотя хочется орать.