— У тебя есть две минуты, чтобы съебаться, — стальной непреклонный тон самого желанного голоса, и Джека это бьет под дых, заставляя чуть ли не вскрикнуть от внутренней боли и досады. Но он лишь вовремя до крови закусывает губу и монотонно кивает. Уйти — так уйти. Сам виноват, сам все похерил.
«Сам-сам-сам!»
— Сученыш! — наблюдая как Джек медленно встает с кровати, всё так же не поднимая головы, шипит Блэк. Ярость на мальчишку поутихла за ночь? Да нихера! Опять этот смертник играет с огнем и раздражает непомерно. Хотя и не произносит ни единого слова.
Мелочь даже не смотрит на него! Молчит, повинно опустив голову, и походу реально собирается вот так, виновато, свалить. Питч прожигает Фроста взглядом и приглушенно рычит, пугая тем самым парня еще больше, но ему похуй даже на свою несдержанность. Эта сволочь сам вчера запустил чертов механизм. И мелкоебучие шестеренки всё никак не останавливаются. А это поэтапно, по нарастающей, начинает угнетать, злить — бесить.
Белоснежный…
А волосы у мальчишки растрепаны аж пиздец, торчат в разные стороны, и челка слишком отросла, закрывая пол лица и не давая возможности разглядеть весь спектр эмоций на юношеском лице.
Питч сильнее вцепляется ногтями в другую руку, как раз на сгибе локтя, надавливая на болевую точку, и болью осаждает новую волну злости внутри. Он уничтожительно оглядывает расслабленно пацанишку, щурится, и подгоняет его:
— Живее, смертник, либо свои кишки будешь собирать уже по коридору.
Это действует: Джек повинуется, хотя ему и сложно, но он заторможено кивает и подрывается к рюкзаку, что лежит возле кроватной ножки, только вот голова кружится и парень вовремя спохватывается за железный низкий поручень кровати и замирает на мгновение.
— Ты и алкоголь понятия несовместимые, но нет, ты все равно ужрался этого пойла. Могу поздравить тебя, Оверланд, с худшим пиздецом в твоей жизни. А знаешь, мне еще интересно, как нужно было додуматься до такого? И как, с твоей везучестью, ты сюда живым добрался? — по полной и с издевкой проезжается на мальчишке Ужас, — Может… тебя по дороге сюда уже накачали, и ты под наркотой был? Должно же ведь найтись… объяснение, что ты сволочь вытворил! — рявкает под конец мужчина, уже органически не выдерживая присутствие беловолосого мальчишки.
Он не понимает причины, все уже сказано, сделано, этот твареныш сейчас уйдет, но по новой выходит из себя, ебучее внутреннее зверство возвращается, но он уже даже готов плевать на это, и высказать этой мелкой сволочи всё, что о нем думает. Нет, и это же надо! Он уйти собирается. Молча, твою мать, молча! И это выводит больше остального. Джек воспринял в полный серьез его вчерашние слова и теперь даже не пытается пререкаться. И вывести на ответный рявк не получается.
— Молчишь? Усвоил вчерашние мои слова? Вот и правильно, лучше не произноси и звука, Фрост. Твою мать, ты совсем охерел, настолько нагло приператься ко мне!? Кто я, твою мать, по-твоему?
Мужчина кивает головой в сторону, едва ли оглядывая парня, который в нерешительности все же мельком смотрит в его сторону.
— Я — не твари за этими стенами. Я хуже, Оверланд! Тебе ли не знать, учитывая, что ты имел честь видеть. Но нет! Ты имеешь наглость припереться ко мне и вытворять подобную пьяную хрень, сволочь! — рявк разносится гулким эхом по комнате и отзвуком слышно в пустых коридорах, а Джек только зажмуривается, вздрогнув, но не говорит ничего.
Нечего говорить. Не в его случае.
Парень поднимает рюкзак и, морщась, пытается его надеть, но вещь сползает, а паренек уже не может. Не может ничего. Его уничтожают. Не физически — морально, душевно, если блядь еще есть там, что уничтожать. И он не хочет слышать даже слово. Хватит с него. Это больнее, раздирающе внутренности, чувствовать презрение, злость… ненависть. Питч же его ненавидит?
Да он дебил! Совсем охренел со своим самомнением, раз так думает! Кто он такой, чтобы Ужас испытывал к такому как он ненависть? Да он даже не равен ему — так, озабоченный щенок. Больно. Джек горько усмехается.
«Никто. Просто никто»
И испытывает Питч максимум омерзение или презрение, как к микробу, который только оскорбляет одним своим видом. Так погано, Джек знает, он не чувствовал так себя никогда. Он ненавидит себя, презирает аналогично Блэку, и правильно.
Его хищник прав, и он больше ни разу не попадется ему на глаза.
Он ничто ведь.
— Какого хуя застыл? Живо выметайся! — ледяной тон заставляет вздрогнуть, но смелости нет, чтоб еще раз посмотреть в эти горящие злостью желтые глаза. Он не выдержит.
Не выдерживает. Фрост смиренно выдыхает и срывается с места, преодолев в несколько шагов расстояние до двери, и уже открывает её, немедля намереваясь уйти.
— Ахуел? — злобный рявк останавливает, заставляя затравлено развернуться. Он еще сильнее разозлил своего персонального?
А Ужас бесится, смотря на покорность мальчишки: эта сволочь действительно съебывает. Даже не перечит! Ненужная блядская покорность, когда она совершенно не нужна. Джек непревзойденно издевается, впервые делая всё по его указке. Даже в серых большущих глазах страх, перемешанный с отчаянием и нерушимой повинностью.
И… он уходит. Чтобы реально больше не появляться в его жизни. Но не проще ли? Сучка уйдет и закончатся проблемы. Закончится всё. Ужас только резко отталкивается от стены и, плавно огибая стол, проходит на середину комнаты, сжирая ненавистным взглядом сжавшегося беловолосого.
— Вещи забыл, или это повод, чтобы после опять припереться? Ну же? Какого ты молчишь? — рычание и руки всё же сжимаются в кулаки. Он близок к чертовой потере контроля. Он убьет это невнимательное существо, по ошибке зовущееся человеком.
А Фрост же даже не кивает, лишь вздрагивает — это еще одно сеченое движение ментальным ножом. Эти сочащиеся ядом слова, этот его тон, его недовольство — это его же нож, не физически-материальный, но аналогично уничтожающий, прямо в цель — Ужас всегда добивается своего, всегда убивает четко и направленно. Даже словами. Тем более словами. И Джек не исключение.
Парень даже рад такому сравнению. Хотя больше всего в это тварьское утро желает быть убитым реально. Было бы проще, не так унизительней, не так раздирающе душу. Однако он не хочет еще больше доставлять своему хищнику неудобств, Джек подобен жертве — забивает на себя и на свою боль, пересиливая вой в груди и, развернувшись, возвращается за рюкзаком, брошенным теперь возле того самого кусочка стены, между концом кровати и дверью ведущей в ванную комнату.
— Презираю таких как ты, сволоченыш без мозгов... И только попробуй прийти ещё, ебучее везение не спасет, Фрост. И будь уверен: сдам таким ублюдкам, что пожалеешь, что не подох в той пыточной! — под конец Питч рычит, зверино, с дикой индифферентной яростью наблюдая за быстрыми движениями закусившего губу паренька.
Ненавидит. Пакость — уровня Армагеддон. Белоснежная пакость…
Которая даже не рявкнет в ответ… Не взбесится! Ни одного, сука, слова!
Просто он уходит.
Единственный сиплый вздох Джека, граничащий с тихим стоном, когда он наклоняется и поднимает свой рюкзак, но после делает шаг назад к двери.
Больше переживать не о чем. Проблема решена. А мелочь даже не прощается, просто молча, как в замедленной съемке, уходит.
Джек не смотрит, молча рвет себе нервы в кровь и делает ещё шаг, и ещё…
Рубикон.
Для обоих.
Несдержанный рык, и за секунду оказываясь перед мальчишкой, с силой швыряя его к тому голому участку стены перед кроватью, и похуй на его перепуганный вскрик. Рюкзак похуистично отшвыривается в сторону, а Питч моментально оказывается рядом, слишком близко, ударяя Джека затылком об стену и сдавливая пальцами челюсть, приподнимая ему голову и тут же впиваясь в бледные губы мальчишки. Сука, сволочь, дрянь!
Не давая опомниться, и с довольством урча просовывая язык в прохладный рот, жадно начиная вылизывать. Первый стон Джека, как разряд блядского тока по позвоночнику, заставляет сжать пальцы на челюсти сильнее, а другой рукой вцепится в ребра. Как тогда.