Выбрать главу

В это время собрание почти заснуло. Редко-редко кто еще боролся с неодолимым сном.

Я попросил показать внутренность «Дворца Пропорций». Кайя и Аи перевернули рукоятку солнечного психо-графа, вставили трубы-штепселя в соответствующие слуховые трубы, и перед нами прошел ряд картин с крепко-спавшими спецами подле вверенных им психо-машин. Здесь никто не мешал поддаться очарованию зазывчивого сна.

Подождав немного и видя, что наш магнит по своей относительно малой мощности переносит везов лишь в царство сна, а не смерти, я дал сигнал к выступлению.

Аи и Ра бросились к воинам.

Я, Никодим и Кайя остались возле экрана, чтобы следить за перипетиями борьбы.

Мы видели, как воины могучей лавой окружили «Дворец».

Только в одном месте им было оказано сопротивление. Спец у главных ворот, поборов тяжелый сон, грянул из пушки белыми лучами и сжег в мгновение ока несколько тысяч нападавших. Этим его подвиг и закончился. Атомо-аппарат, залетевший с тыла, испепелил героического спеца.

По всему необъятному городу наступление началось разом и протекало всюду с одинаковым успехом.

Еще одна стычка произошла около психо-машин и опять закончилась в пользу восставших.

Разоренный народ принялся громить чудовищные орудия, пожравшие столько жертв.

Сообразив, что мы останемся без единого аппарата и принуждены будем на неопределенно долгое время задержаться из-за этого на Луне, я предложил Никодиму лететь вместе со мной на «атоме», чтобы остановить разрушение.

Мой друг отказался:

— Пускай их громят на здоровье! Это — вредные и ненужные теперь орудия… У нас есть своя машина, кстати она заряжается в настоящую минуту самой сильной в мире энергией… Мы на ней свободно перелетим обратно на Землю…

— Если так, — я ничего не имею против.

Мы видели, как около 6 миллионов везов и спецов были переведены в тюрьмы, остальные пали жертвой справедливого народного гнева.

— Сеанс окончен! — возгласил Никодим, когда все полушарие было очищено от насильников.

— Ну, как, Никодимушка, не пора ли на Землю?…

— Сгораю от нетерпения…

Воины могучей лавой окружили дворец (наступление началось разом и протекло всюду с одинаковым успехом).
* * *

Но вернувшиеся, радостные, бодрые и возбужденные, без следов какой-либо медлительности, небезы во главе с Аи и Ра ни за что не хотели нас отпустить.

— Вы должны присутствовать на первом заседании нашего Совета… — говорили они. — Это — наш большой, большой праздник… Последний Совет заседал 500.000 лет тому назад…

Наша уверения, что мы нужны своей революции, не помогли.

Тогда мы обещали вернуться к первому заседанию, которое должно быть через 5 земных суток, и пробыть на нем до наступления лунной ночи.

Собственно говоря, Никодим свободно мог остаться на Луне — никакие обязанности и тем более привязанности не тянули его к Земле… В то время, как здесь… впрочем, буду скромным…

Через 24 часа вылетаем. Мне необходимо узнать день и месяц. Мы совсем потеряли счет земному времени.

Если окажется, что мой отпуск еще не кончился, я сейчас же вернусь обратно, Никодим (конечно!) тоже.

XXXIII

Пишу, сидя в психо-машине, над поверхностью родной планеты. Она приняла нас не особенно гостеприимно.

Мы слишком долго находились в разреженной лунной атмосфере, и это не прошло бесследно. Наши легкие не выдерживают воздушного давления, когда мы снижаемся к земле.

Но мы были над Ленинградом, и нам удалось узнать не только месяц, но и день…

7-е ноября!.. Еще одна годовщина Великой Октябрьской Революции!..

На знаменах, флагах и полотнищах, заполнявших улицы Ленинграда, эта цифра резко бросалась в глаза даже на той высоте, где мы были с своей машиной…

Значит, отпуск мой еще не кончился.

Однако мне хотелось бы прежде, чем возвратиться на Луну, оставить здесь свой дневник. Он перенес со мной все опасности и радости пребывания в далеком, чужом миру.

Сейчас летим на Кавказ. Где-нибудь на заселенной горе спустимся, и я передам свою рукопись…

* * *

Подлетаем к Тифлису…

Я был в нем раньше и знаю его.

Мы ожидали, что здесь атмосфера будет разреженной. Не тут-то было!..

Придется снизиться, насколько выдержат легкие…

Вот гора Давида…

На ней черная точка — человек, говорит бинокль.

Ему я брошу свой дневник…

Прошу передать его в Комсомол.