Винсент забрал свою порцию и направился к дальней части столовой, туда, где у самой стены сидел его единственный друг в этом странном заведении. Ему было совершенно наплевать на то, что подумают санитары и медсёстры.
— Давно не виделись. — Винсент поставил свой поднос на столик и сел. Сероглазый вяло ковырял ложкой кашу, но есть даже не пытался. — Ты плохо выглядишь.
— Это после карцера. — Ядовито бросил сероглазый. Потом он всё-таки пересилил себя и почти с отвращением проглотил одну ложку каши.
— Карцера? Это же не тюрьма! — Винсент говорил тихо, хотя после такого заявления ему захотелось вскочить и закричать. Их же считают больными, как они смеют так с ними обращаться?
— По сути как раз тюрьма. Не бери в голову. Как, осмотрелся, нравится? — Яда в его голосе стало ещё больше. Винсент поморщился и кивнул.
— В чём-то ты прав. Здесь происходит полная социальная деградация граждан. — Это должно было возмущать, но Винсент был слишком напуган. — Я не понимаю, зачем они это делают.
— Всё просто. Нет мыслей — не опасных идей. Нет компании — не с кем их обсуждать. Это своего рода очистка до полного отбеливания мозга. — Сероглазый стал активней перемешивать кашу, а потом съел три ложки подряд. — Сюда не всех пихают, только тех, кто мыслит слишком опасно. Остальных действительно быстренько подлечивают и отправляют домой. Так что считай тюрьма. Для инакомыслящих.
Пока он жевал, Винсент думал над его словами. Действительно, это что-то вроде стерилизации мозга. Однообразная рутина, отсутствие новых впечатлений, какого-либо стресса, успокоительные лекарства, никакой работы — всё это забивает мысли, спутывает их, а потом убивает. Тот, кто не думает, точно не опасен — крайняя мера, гуманная эвтаназия личности.
— Ты понимаешь, парень. — Сероглазый удовлетворённо кивнул.
— Понимаю. Как тебя зовут? Только не говори, что по номеру карцера, где ты бываешь чаще всего. — Винсент улыбнулся и зачерпнул со своей тарелки варёных овощей. Здесь их готовили как-то безвкусно. Даже хуже, чем в готовых обедах, а это говорит о многом.
— Можешь называть Трикстером. — Усмехнулся сероглазый. Ему нравилась его собственная шутка.
— Трикстер? Странное имя. — Недоумённо проговорил Винсент, пробуя новое слово на вкус. — Моё обычное — Винсент.
— Это не имя. Так называли богов-шутников, понимаешь? Богов, которые несли хаос. Не злые, но и совсем не добрые. Источники раздоров. Такие были в каждой культуре. — Сероглазый самодовольно улыбнулся. Он сам придумал себе это прозвище, но никто ещё не спрашивал его имя. — Я прочитал о них в одной книге. Она была в библиотеке, в самом дальнем углу. Её быстро убрали, кажется.
— Понятно. Думаю, тебе оно подходит. Так я и буду тебя звать. — Винсент подумал, что не знает, сколько времени Трикстер провёл в этом центре и помнит ли ещё своё настоящее имя. — Кстати, ты говорил, что отсюда можно сбежать. Ты не врал?
— Не врал. А ты доверчивый. — Хихикнул Трикстер. Его всё это начало забавлять. Еда в общей столовой точно была лучше тех кормовых смесей и пайков, что давали провинившимся. — Я ведь могу быть провокатором. Я не каждому всё это говорю, знаешь ли. Только тем, кто действительно может, понимаешь?
— Понимаю, только ты не провокатор, Трикстер. Ты отчаявшийся. Потому тебя и не отправили дальше в лечебницу. — Винсент давно уже это понял. Все попытки сбежать, все выходки — всё это было отчаяньем, гораздо более громким, чем у остальных пациентов. — Ты для них индикатор. Выявляешь тех, кто не сдался, кто может попытаться сбежать или кто слишком много думает.
— Отчаявшийся? Вот как? Ладно. Пусть так. Индикатор? Ну и пусть! Слушай меня. Когда у нас будет физкультура, минут через десять отпросись в туалет. Я буду ждать тебя там. — Трикстер наклонился вперёд и перешёл на шёпот. — Я знаю места, где нет камер.
— Хорошо, я приду. — Винсент кивнул. Этот парень определённо был сумасшедшим, но если он мог вытащить его отсюда, это не имело значения.
Больше они не разговаривали, молча доели свои порции и разошлись. До самого обеда Винсент не видел Трикстера. Они не пересеклись ни на процедурах, ни в комнате отдыха, зато он чувствовал, что за ним следят. Как минимум двое санитаров всё время находились с ним в одной комнате, медсёстры и врачи общались с ним больше и вежливее обычного, ненавязчиво пытались выспросить, о чём он говорил с сероглазым. Если бы Винсент сам не занимался подобным, если бы не знал, как выводить собеседника на нужную тему, как избегать вопросов и искать ответы в намёках и оговорках, он бы поддался. Но для опытного «рыбака» все их попытки казались слишком очевидными. За обедом они с Трикстером сели за разные столики.