С седлом в руках вышел рослый черноглазый парень лет двадцати пяти, поздоровался с Кирой, и вопросительно приподняв брови, показал на меня глазами. Та замялась.
— Кира, ничего не хочешь мне сказать?
— Ну, в общем, так, — начала Кира от сотворения вселенной, — моя хорошая знакомая рассказала про родного брата. А он и красивый, и видный, влюбился в здешнюю девушку и страдает себе, дальше поцелуев не складывается. А про меня она знала, что я парней боюсь, а тут увидела меня с одним — удивилась.
— И? —я склонила голову.
— Ну, сказала я ей, что вы магичить чуток после болезни стали и сняли с меня сглаз. Так она в ноги бросилась, просила поговорить с вами — брата излечить, то ли от проклятия, то ли от сглаза.
— Этот, что ли, проклятый?
— Он… — вздохнула девушка.
Я оглядела молодца, и в самом деле видного.
— Есть здесь место в парке, где народ не ходит? Беседка какая? Мне с ним поговорить надо будет один на один. Ты же понимаешь, что в комнату нам его не стоит приглашать.
Кира задумалась, её нежный лоб морщился, не находя решения.
— Может, проклятый ведает о таком укромном уголочке?
Кира подошла к парню, они пошушукались, и, вернувшись, она объявила:
— Есть такая, в дальнем уголке, за кустами. О ней даже мало кто знает.
— Чудесно. Мы через час туда придем. Пусть ожидает. А ты на шухере постоишь.
— Где я постою? — растерялась Кира.
Да, надо мне с иномирными словечками завязывать.
— На страже постоишь, а то невесть что подумают, застав меня с конюхом.
— Ааа, да, конечно, постою и на страже, и на шухере этом.
Когда мы вдоволь нагулялись по парку, накрутив желанных шесть километров, и подошли к спрятанной в кустах миленькой беленькой беседке, конюх вовсю наворачивал вокруг неё круги. Припекло, видать, сердешного сильно.
— Кира, ты здесь, — оставила я служанку перед кустами.
— Как зовут тебя, сглаженный ты мой?
— Витир, госпожа магиня.
Магиня, так магиня. Мы прошли в беседку. Я с удовольствием вытянула ноги, конечно, лучше было бы их вообще задрать, да полежать чуть, но не сейчас, неправильно поймут.
— С чем пришёл Витир?
— Госпожа Никафондора, тут такое дело... у меня… —замялся парень.
— Ты же знаешь, что я магиня — поэтому не ври, когда спрашивать буду. Что у тебя с девушкой?
— Люблю её — выдохнул парень, — целовались уже, а дальше… — он потупил глаза, — она не против, а у меня как ступор. Выдумывать начинаю, что дела какие, и убегаю.
— Понятно. А раньше у тебя «дальше» с девушками вообще было?
Парень сник и стал нервно тереть руку о руку.
— Чо? Прям все рассказывать? Вы же девушка!
— Я прежде всего магиня! Не стесняйся. Все сказанное тобой уйдет со мной в могилу.
Парень уважительно взглянул на меня и начал:
—Была у меня зазноба в деревне. Любофф у нас была. Тоже целовались. Потом это…, в первый раз на сеновал пошли полюбовничать, ну уж и юбку ей задрал, и с себя штаны стянул, а тут папаша ейный в сарай зашел на минутку, козам сена бросить. Так я так испугался, что он сейчас к нам залезет, что он, — показал глазами на пах, — маленьким опять стал, и никак больше не рос.
— А второй раз?
Парень чуть не плакал:
— А второй раз, ну все хорошо поначалу было, пообнимались, покрутились, и тут соломинка в заду застряла, хоть чо делай, чешется. И он опять маленький стал и никак.
— А зазноба?
Парень прямо сдулся:
— Бросила меня, нашла себе другого, еще и с подружками своими посмеиваться стали. Я даже из деревни сюды переехал. А здесь влюбился, а дальше поцелуев ничего не могу.
— Понятно, все с тобой, жертва сеновала. Ложись на скамейку.
Парень испугался, даже вскочил, оглядывая мои телеса:
— Зачем это, госпожа?
Я вздохнула, сдерживая смех.
— Не бойся, приставать не буду. Ложись, говорю, проклятье снимать буду.
Тот, подозрительно на меня посматривая, все-таки послушался и лег на скамейку.
Я, кряхтя, поднялась. Как же у меня все мышцы заболели. Ой, не могу. Поприседать что ли? Скажу, что колдую так. Не, - не при конюхе.
Подошла к нему и стала снимать с себя цепочку с подвеской. Кстати, за украшения я пока только эту безделицу наблюдала. Не забыть у Киры поинтересоваться, что у меня из лучших друзей девушек имеется.
— Ну, приступим. — Я стала раскачивать над лицом подвеску и замогильным голосом вещать: — Ты идешь по лесу. Птички поют, колокольчики звенят. Ты в безопасности, и тут тебе на встречу выскакивает табун лошадей. Ты в безопасности. Вдруг самый крутой конь, вожак, подходит к тебе и смотрит тебе в глаза. Его глаза — это твои глаза. Его тело — твое тело. Его писюн — твой писюн. Огромный такой и, прикинь, — твой! И стоит как железный! Вставай! Эй, проклятый! Заснул что ли?