Цепь перестала лязгать. У Тоцци щипало глаза от дыма, и он протирал их. Внезапно вокруг послышались крики и взвизги. Сидящая позади женщина выдохнула: «О Господи». Стэси отчаянно стиснула его руку.
Протерев глаза, Тоцци наконец увидел, что произошло. Худощавый священник держал в руке пистолет, нацелившись на их ряд.
– Выйдите, пожалуйста, – произнес он. По лицу его струился пот. Глаза неудержимо мигали.
Сил возмутилась:
– Дональд, ты соображаешь, что делаешь?
– Сестра, пропустите их, пожалуйста.
– Дональд, это церковь. Немедленно сними облачение и убирайся отсюда с этим пистолетом.
Он сунул дуло ей в лицо:
– Сестра, я сказал – пропустите их. Пожалуйста.
Голос его дрожал. Рука тоже.
Сил торопливо перекрестилась и стала выходить между рядами. Тон ее изменился. Стал просящим:
– Дональд, будь добр, послушай меня.
Но он не слушал. Дуло пистолета перемещалось от Сола к Тоцци, к Стэси и обратно.
– Ты, ты и ты, – сказал он, указывая при этом на каждого. – Выходите и ступайте к алтарю. Вы должны покаяться. Вы все грешники.
Сол поднял руки, но не двигался с места.
Тоцци последовал его примеру:
– Можем мы задать хоть один вопрос... святой отец?
Стэси дрожала.
– Тоцци, чего он хочет?
Священник оставался непреклонным.
– Вы все грешили. Немедленно выходите, -крикнул он.
Сол еле слышно пробормотал:
– Успокойся, Донни. Успокойся.
Тоцци уставился на священника. Донни? Дональд Эмерик? Ах, черт.
– Я сказал – идите к алтарю. Живо!
—Спокойно, Донни. Спокойно.
Сол протиснулся мимо сидящих и вышел в центральный проход.
Эмерик навел пистолет на Тоцци и Стэси:
– Вы тоже. Быстрее!
—Хорошо, хорошо, идем.
Тоцци стал пробираться к проходу.
Стэси не шевелилась, и Эмерик пронзительно завопил:
– Иди, шлюха!
Ее лицо сморщилось.
– Пожалуйста, не надо. Пожалуйста.
– Ты грешила с ним. – Эмерик указал дулом на голову Тоцци. – Вы грешили вместе. Видно по вашему поведению.
Стэси принялась всхлипывать, все чаще и чаще.
– Нет. Нет. Это не так. Вы не понимаете...
– Иди к алтарю. Сколько раз повторять?
Тоцци стоял в проходе вместе с Иммордино. Велел негромко, спокойно:
– Делай, что он говорит, Стэси.
Бледная, как Эмерик, она неохотно двинулась к проходу, не зная, куда девать руки – то ли поднять, то ли держать перед собой.
Сил стояла в проходе на коленях. Она разволновалась и била себя кулаком в грудь:
– Матерь Божия, сделай что-нибудь. Кто-нибудь, сделайте хоть что-то. Это ведь храм.
Мужчины оттопыривали нижнюю губу и пожимали плечами. По другую сторону прохода человек в темных летних очках и скверном парике похлопал себя по куртке, показывая, что оружия у него нет.
– Не взыщи, Сил, – сказал он. – Это похороны.
Стэси вышла из ряда и встала рядом с Тоцци, поднятые руки ее дрожали.
Эмерик резко махнул пистолетом:
– К алтарю... Все трое. Идите. Встаньте на колени перед Искупителем.
Тоцци глянул на Сола. Тот с безжизненным взглядом поплелся к алтарю. Стэси судорожно всхлипывала.
– Делай, что он говорит, – пробормотал Тоцци. – Все будет хорошо.
И, поглядывая на пистолет в руке Эмерика, пошел за ней. Медленно миновав проход, они поднялись на две мраморные ступени, ведущие к алтарю. И встали на красном ковре лицом к распятию.
– На колени! Почему вынуждаете меня повторять?
Стэси рухнула на колени. Сол медленно опустился. Тоцци не шевельнулся.
– На колени!
Тоцци сделал глотательное движение. Горло пересохло. И продолжал стоять неподвижно.
– На колени, грешник! На колени! – завопил Эмерик. И ткнул его пистолетом в спину.
Тоцци медленно выдохнул, вспоминая, как в последний раз отнимал оружие на темной, сырой улице в Манхэттене, в тот вечер, когда познакомился со Стэси. Тогда она отвлекла его, и он сплоховал. Получил пулю и отпуск на полтора месяца. Сейчас сплоховать нельзя.
Эмерик снова ткнул его и угодил в магнитофон. Тоцци затаил дыхание, ожидая, что Эмерик почувствует твердый предмет под одеждой, но тот, видимо, ничего не заметил.
Тогда Тоцци крутанулся вправо, прижался плечом к плечу Эмерика и схватил руку, в которой тот держал оружие. Прижав большим пальцем его сустав, отвел пистолет в сторону. Дернув за руку вперед и вниз, Тоцци заставил Эмерика потерять равновесие, потом рванул его руку за голову. Эмерик стал валиться на спину. Тоцци переместился, уложил его на живот и вертикально заломил руку, перегибая кисть. Эмерик разжал пальцы. Тоцци схватил пистолет и сунул за пояс, потом, встав коленом на поясницу Эмерика, достал наручники и защелкнул на его запястьях.
– Вы грешники, – выл Эмерик, прижатый лицом в ковру. – Вы должны исповедаться.
Тоцци повернулся и глянул в центральный проход. В глубине его сиротливо стоял гроб Мистретты.
Эмерик терся лицом о ковер.
– Я знаю, вы грешили. Я видел эту женщину по телевизору. Она нехорошая. Так сказала сестра.