— И так каждый день?
— А как ты хотела? Государство желает получить к себе на службу высококвалифицированных псиоников. Обеденный перерыв на час в полдень, ужин в семь вечера, потом немного свободного времени до отбоя в десять часов. Суббота — день самоподготовки. Выходной — воскресенье. Считай, ты в армии, сынок!
— Понятно. А что это за дисциплины такие? Не представляю даже, что там изучают. Только физика прозвучала более-менее знакомо.
— Да там всё запутанно, кроме последнего — это военная физподготовка. С какого фига они так изгалялись над простыми словами — не пойму. Наверное, хотели, чтобы прозвучало более таинственно. Мы же в Обители Псионики, а не где-нибудь! Ну, а остальные дисциплины вбирают в себя кучу ото всего понемногу. Например, в метафизике проходим почти все точные науки. Основной смысл состоит в том, чтобы дать нам подробные знания о материальном мире вокруг, которые мы могли бы использовать для понимания и улучшения своих способностей.
— Понятно.
— Всего дисциплин на первом курсе пять и они неизменны весь год, но постепенно подразделяются на узкие специализации после выбора дальнейшей сферы деятельности по результатам распределительного теста в конце каждого курса. Теории, конечно, тоже хватает, однако от псиоников вряд ли требуются только «бумажные» знания, а не эффективное применение псионики на «поле». Иначе, чем мы отличаемся от обычных образовательных учреждений.
— В общем, я попала, да? Придется поднатужиться, чтобы нагнать. А если учесть, что все здесь учились и тренировались до поступления, то вообще. Я вообще ничего не умею. Даже видеть.
— Зато можешь не париться насчет письменных заданий. От тебя не будут требовать столь строго. Наверное. Главное — практика.
— Гм… Не знаю, радоваться этому или оскорбиться. Не люблю, когда относятся как-то снисходительно, пусть это и обусловлено.
— А тебе это точно надо?
— Пожалуй, можно и потерпеть.
— Так… Обед давно пропущен, а сейчас идет занятие у профессора Мида. Идем, она строгая, но, думаю, поймет наше отсутствие и впустит.
— Кстати, а почему ты сегодня находилась вне кампуса?
— Это… Заработала себе в наказание пояснительную беседу с «родителем», — неохотно ответила Кэссиди и сразу сменила тему. — Профессор Маргарет Мид ведет витасентиру.
— Ну и название. И что там постигают? Неведомое?
Как она объяснила дальше, эта дисциплина включает в себя научные области «жизни» — ну, из биологии, что-то из медицины, анатомии, химии во всех их ипостасях и щепотку ботаники.
— Ясно. Вроде бы.
От общежития до учебного корпуса долго пройтись не пришлось. Здания в кампусе соединялись идеальными дорожками. Трость говорила мне о её идеальной ровности и даже гладкости — не встречая ни единой трещины на пути.
Сначала Кэс напугала меня отсутствием лифта в здании. Но тут же успокоила, что там всего три этажа. Из-за малочисленности обучающихся, здания, естественно, не были столь большими, как и лекционные. А я же в свою очередь за два месяца реабилитации всей душой возненавидела ступеньки и лестницы в целом. Их тоже придумал человек явно ненавидящий слепых.
В коридоре учебного корпуса нас встретила оглушительная тишина. После холла и очередного пропускного устройства мы свернули лишь пару раз, и сразу попали куда надо. Постучавшись, вошли в аудиторию, где шла лекция — спереди доносился женский поставленный голос.
— Обмен… — заметив нас, профессор Мид прервала свою лекцию. — Ах, мисс Уильям и…
— Мисс Рейн, новенькая, — представилась я.
— Новенькая? — мы подошли к её кафедре и пока она проверяла данные в компьютере, стояли в ожидании своей участи.
Судя по образам, в аудитории находилось немало людей, где-то двадцать. Трудно было точно посчитать, свет от них сливался в одну большую мазню. И стоя посреди этой тишины, я физически ощущала на себе устремленные взгляды. А если учесть, что кругом одни псионики, то от их взглядов становилось как-то неуютно. И я вновь вспомнила те ощущения при разговоре с доктором Уильямом. Может и не специально, но они словно оценивали тебя, пройдясь по тебе подобно сканеру. По спине невольно пробежали мурашки.
— Да… Всё верно. Что ж, займите места.
Аудитория была сделана в виде трибун для студентов и кафедры для преподавателя. Соответственно, ступеньки — настоящий ад для слепых — были везде. Сначала мы спустились по ним с кафедры профессора, потом поднялись на самый верхний ряд, где было свободно.