Мистер Вейнс искренне считал себя выше тех, кого он убивал — не животным. Но у него все те же повадки, как у хищников в природе. Он становился одним из них, каждый день, выходя на улицу, он приценивался, выслеживал жертву, выжидал удобный момент. Таких людей подстегивает возбуждение охотника. А сексуальное удовлетворение, как бы он этого не отрицал, он получал во время охоты, самого процесса охоты.
В момент выбора жертвы у них по коже словно пробегает легкий гальванический разряд, подобно оргазму. Думаю, лев в дикой природе испытывает примерно то же самое. При этом не имеет никакого значения, говорим мы о тех преступниках, кто выбирает только детей, юных девушек, стариков, проституток и так далее, или о тех, у кого нет определенных предпочтений. В каком-то смысле все они одинаковы.
Но есть между ними и отличия, и подсказки, которые охотник оставляет на месте преступления, ведут нас к особенностям его характера. Именно благодаря ним у нас в руках появятся новое оружие для интерпретации отдельных преступлений против личности, а также для поиска, ареста и наказания виновных. Поведение — это зеркало личности.
А ещё, мистер Вейнс уж слишком начал наслаждаться беседой и нашим вниманием. Значит, пора выбивать его из его комфортной среды. Пусть охотник сам станет добычей. И вообще, он не в санатории.
— Тебе комфортно, Эд? — задала я неожиданный вопрос, начав изменение в интервью.
— Что?
— Тебе комфортно здесь? Среди этих заключенных?
— Комфортно, Анна. У меня тут есть всё.
— Да, это так. Тебе ведь не впервой быть за решеткой.
— Что вы имеете в виду, — насторожился он.
— Лето девяностого. Парк. Машина шерифа. Артура. Конкорда.
Глаза Эдварда застыли, его дыхание прихватило.
— Тебе ведь знакомо это имя?
— Разумеется, — ответил сдержанно Вейнс, но я заметила, как дернулась его правая щека.
— Бывший военный, человек с тяжелым характером, с тяжелой рукой. Наверное, неприятно было попасться именно к нему в тот вечер. За что он тебя поймал? И что он сделал с тобой?
— Что, к чему это?
— А ты вспомни, Эдди. Тебе было тогда шестнадцать. Вечер. Парк. Арест. Тебя спутали с другим. Не хотели выяснить правду.
— Ах, это…
— Заперли в камере с не самыми приятными соседями. Начали допрос. Хотели, чтобы ты принял вину за другого.
— Ох, я понял, понял. Агент Уильям усыпляет мою бдительность, а вы пытаетесь вывести меня из равновесия. Ха, умно. Банально, но умно.
— Вас там избили, — продолжила я как ни в чем не бывало пересказывать фрагмент из его личного дела. — Существа, интеллектом ниже вас, оказались сильнее. А ваш хваленый разум ничем не помог. Чудом оказавшись в живых, сколько вы пролежали в больнице с черепно-мозговой травмой?
Мистер Вейнс не ответил.
— И им это всё сошло с рук. Как же так вышло, Эдди? Как же вы допустили подобное? Раз вы считаете, что у вас дар, вы могли бы постоять за себя. Поставить их на место силой своей мысли… — Мистер Вейнс дернулся. — Но вы не могли. Вам пришлось терпеть их удары… Удар за ударом. Боль за болью. Вспомните.
Слегка надавила я псионикой.
— А потом все эти унижения… Вы же знаете, что они с вами сделали. Вспомните, вернитесь в тот момент, в ту злополучную ночь, когда разум оказался слабее грубой животной силы. Вспомните запах камеры, тесноту за решетками, то чувство бессилия и абсолютного страха. Сколько их там было, черных силуэтов со звериным оскалом, мм? Один подсел к тебе. Что-то сказал и внезапно ударил. И в тот момент ты стал добычей… Слабой, беззащитной, никому ненужной. Ты кричал, умолял их остановиться, но нет. Сила глуха к мольбам слабых. И раз ты утверждаешь, что разум выше них, то как же так вышло, Эдди?
Я почувствовала изменение внутри Вейнса и продолжила давить.
— Почему же ты допустил такое? Почему? Почему? Это тебя сломало, ведь так? Они победили.
И его образ в один миг вспыхнул. Он с силой хлопнул по столу, вскочив со стула. Все стаканы задрожали и отнюдь не от его взмаха — прошёл легкий пси-импульс.
Гм… Занятно… Весьма занятно…
— ИХ БЫЛО БОЛЬШЕ! — резко сорвался на крик мистер Вейнс. — ИХ БЫЛО БОЛЬШЕ! ИХ БЫЛО БОЛЬШЕ! — повторял он в крике.
— БОЛЬШЕ!!!
Я его не слушала. Я видела вспышку его образа. Наше интервью, естественно же, подошло к концу в ту же секунду.