Разум есть высшая духовная сила человека, есть частица бога в нас, и потому всякое покушение на заглушение его есть самый ужасный грех, который не проходит даром.
Еще совет, и очень важный, тот, что если ты начнешь такую жизнь, попробуешь жить для нравственного совершенствования и потом почему-либо ослабеешь, отвлечешься, вернешься опять к тем дурным привычкам, которые уже взяты, — то никак не унывай и не махай на себя рукой, а знай, что такие падения и возвращения назад свойственны всякому движению и что не падает только тот, кто ни к чему не стремится, а живет только животной жизнью. Тысячу раз падай и тысячу раз поднимайся, и если ты не будешь унывать, и ты будешь непрестанно подвигаться и, как я уже говорил, кроме величайшей духовной радости жизни, и все мирские радости жизни, которых ты желал прежде, приложатся тебе и будут во сто раз больше, как это обещал Христос.
Прощай. Помогай тебе бог, тот, который в тебе и во мне и вне нас. Письмо это относится и к Андрюше и к Мите.4 Великая бы была мне радость, если бы оно помогло кому-нибудь из вас избавиться от затопляющих вас соблазнов и хоть увидать настоящую дорогу, чтобы выбраться на нее.
Л. Толстой.
Небольшой отрывок впервые опубликован в книге В. Жданова «Любовь в жизни Льва Толстого», 2, М. 1928, стр. 176.
Подлинник переписан с черновика-автографа рукой М. Л. Толстой, исправлен и дополнен Толстым и им подписан. Дата «30 октября 1895 г.» на подлиннике поставлена рукой М. Л. Толстой. В Дневнике Толстого от 28 октября 1895 г. записано: «Писал письмо Мише вчера» (т. 53, стр. 67), а в письме к С. А. Толстой от 28 октября: «Мише письмо напишу [можно прочесть: написал], пошлю завтра» (т. 84, стр. 243). Таким образом, письмо, видимо, писалось в два приема: 27 и 28 октября, переписывалось и исправлялось 29 и 30 октября.
1 См. письмо № 198.
2 Зачеркнуто: чем-то вроде охоты, так как прелесть охоты, состоящая в том, что человек возвращается к первобытному состоянию — детству человечества, когда ему надо было борьбой с животным поддерживать свою жизнь; затем слово: чем-то — переделано в: чувством и продоложено: которое мы испытываем на охоте; все это зачеркнуто и над словом: чувством надписано: народа.
3 Далее при переписке с черновика-автографа, по указанию Толстого, выпущен значительный по размерам кусок письма.
4 Дмитрий Дмитриевич Дьяков.
* 212. В. П. Гайдебурову.
1895 г. Октября 30. Я. П.
Посылаю вам две статьи, одну: «Культ науки и нравственная свобода» Изгоева,1 написанную на вопрос о значении или, скорее, взаимном отношении науки и нравственности. Какое будет ваше решение об этой статье, пожалуйста сообщите автору. Вы этим очень обяжете меня. Другая статья: рассказ больного о порядках знаменитой, особенно прославляемой психиатрической больницы в Бурашеве в Тверской губернии во времена смененного или вышедшего в отставку доктора. В узко либеральных органах эту статью не напечатают, в ретроградные я не хочу ее отдавать и делать ее орудием нечестной борьбы. Но дело очень важно, и правда о нем очень важна. Человек, который пишет, П. Н. Гастев,2 человек высокой нравственности, вполне здоровый и безукоризненно правдивый. Я не знаю другого органа, кроме вашего и С[еверного] В[естника], в котором бы могла появиться такая статья, и потому обращаюсь к вам. Статья произвела на меня страшное впечатление. — Дружески жму вам руку.
30 октября 95.
Печатается по машинописной копии. Дата копии.
1 Автор статьи — Михаил Аркадьевич Сопоцько, подписавший ее литературным псевдонимом «Изгоев». Статья эта напечатана не была.
2 О П. Н. Гастеве см. прим. к письму № 238. Статья его под заглавием «Рассказ больного о порядках в психиатрической больнице в Бурашеве в Тверской губ.» в «Неделе» не была напечатана. В письме своем от конца октября 1895 г., посланном вместе с этой статьей, Гастев писал Толстому: «Здесь в Тверской губ. говорится много о бурашевских реброломаниях... Вина будто бы лежит в новых порядках, заводимых управой и новыми докторами. Все это было и раньше. Оно не прекращалось, а только начинает прекращаться... Посылаю эти наброски вам с тем, чтобы вы где-нибудь их поместили в печать. Я написал все, как было. Ничего не придумал, не изложил всех тех побоев, каким подвергался, не описал того, что около меня происходило — битье больных, очень часто при полной с их стороны пассивности — я сказал только то, что в Бурашеве били».