Я шёл покачиваясь, в ушах продолжали звучать отголоски молитвы: …ин номинэ эт вуртуте Домини Ностри Йесу Кристо… В голове гудел колокол, ноги подгибались. В жизни не думал, что меня могут так напугать. Святая инквизиция, мать её распрекрасную. Первая половина пятнадцатого века, самое время, когда костры начали полыхать по Европе…
Возле дома сидел на корточках Щенок. Когда я появился в конце улицы, он подпрыгнул и бросился мне навстречу.
— Господин, я уже думал, что вы не вернётесь.
Я повёл рукой: не до тебя. Он не заметил жеста, и продолжил:
— Как вы и хотели, я всё узнал про того господина дю Валя. Сложно было узнать, но я узнал. Сдружился с его пажом, болтливый оказался, как мои сёстры. Помог ему с рынка корзину дотащить. Тяжёлая корзина, руку оттянул, до сих пор болит. Монетку бы за это накинуть, а? Ну, нет так нет, слушайте. Родом он из Лотарингии, но не поладил чего-то с герцогом своим Карлом Лотарингским, отказался от вассального договора и перешёл на службу к Филиппу Доброму. Тот его принял, но землицы не выделил, дал деньгами[1]. Хотя какие там деньги, мелочь, поэтому господин дю Валь и начал подвизаться на турнирах. Герцог Филипп турниры обожает, сами знаете, устраивает их постоянно. Дю Валь выиграл шесть турниров, проиграл лишь в одном, да и то не проиграл, а отступился, вроде как подранили его, он и не стал дальше участвовать. Герцог Филипп к нему своего медикуса отправил. Знаете, кто такие медикусы? Ну конечно знаете, вы же сами такой, в смысле, такой, как рыцарь, о котором я вам рассказываю…
— Слушай, какой ты занудливый. Можешь говорить чётко и по существу? А то, клянусь, не получишь ты свои монеты.
— Да я и есть по существу, — вскинул брови мальчишка. — Хотел с подробностями, чтоб всё вам разъяснить. Ну не хотите если с подробностями, то можно и без них. Там дальше так получается: герцог Филипп его приблизил и назначил своим знаменосцем. Это ж какая честь, да? И ещё позволил своё копьё собрать, если вдруг война случится. Хотя чему случаться, если война и без того который год идёт. Говорят, англичане к Орлеану подступились, слышали об этом? Так что этому рыцарю хоть сейчас копьё собирай и в бой.
Наконец-то он замолчал, и я облегчённо выдохнул:
— Ты как баба на базаре: бу-бу-бу, бу-бу-бу. Столько лишней информации. Думаешь, за такие подробности тебе больше заплатят?
— Что вы хотите сказать, господин? Не заплатите вовсе? Это несправедливо будет. Вас столько дней не было, а я всё равно ждал.
Он смотрел на меня растеряно. Что он сделает, если я не заплачу ему? Да ничего, даже рожу мне набить не сможет. Максимум завяжет узелок на память, чтоб впредь не доверять случайным знакомым.
— Ладно, постой у ворот, вынесу сейчас твои денье.
Во дворе Гуго чистил мула, мама и Перрин сидели в зале у камина. Толстуха пряла, мама смотрела в раскрытую дверь. Увидев меня, медленно поднялась. Я нахмурился. Во мне ещё оставалась обида, хотя я прекрасно понимал, что ничего ужасного по меркам своего времени мама не совершила, просто вызвала врача на дом, а тот отвёз меня в больницу. Слава богу, выпустил. Пора забыть об этом.
Перрин выскочила из дома, всплеснула руками:
— Пресвятая Дева Мария, молодой господин вернулся! Госпожа Полада, не зря вы молились… А чего этот оборвыш опять припёрся? Ну-ка брысь отсюда!
Щенок проворно отскочил от ворот, но далеко уходить не стал, спрятался за углом.
Я зашёл в дом. Первая мысль была пройти мимо мамы, демонстрируя свою обиду. Не смог. Остановился, вздохнул и склонил голову. Она перекрестила меня и поцеловала в лоб, и обида резко прошла, вместо неё возникло тягучее чувство вины. Как я вообще смел обижаться?
— Вольгаст, ты пропах пауками. Тебе нужно привести себя в порядок, — мама неодобрительно покачала головой и выглянула в окно. — Гуго! Затопи печь и нагрей воды. Господину необходимо помыться.
Смыть с себя грязь и пот было бы здорово. Я кивнул, соглашаясь, и поднялся в свою комнату. Под тюфяком в изголовье лежала деревянная шкатулка. В ней хранились серебряный перстень с крупным тёмно-синим почти чёрным сапфиром и горсть мелких монет. Сначала я достал перстень. На вид совсем не дорогой: серебро потускнело, ободок помят; но стоило солнечному лучику упасть на сапфир, как внутри камня заиграли звёзды — светло-голубые на чёрном фоне. Я надел его на безымянный палец левой руки, поднёс к глазам. Перстень подарил мне отец. В голове отпечатались слова: только когда станешь взрослым… Стал ли я взрослым? Мой предшественник точно затерялся в детстве, проживая жизнь в мире книжных иллюзий и вздыхая из-за необходимости становится тем, кем он не хотел становиться. Я так не буду. Хватит мечтать о геройских поступках, пора воплощать их в жизнь.