Компания под лестницей зашевелилась. Здоровяк встал с табурета, перехватил поудобнее билль и направился к выходу. Следом поднялся мужчина в плаще, лампа осветила лицо.
Мартин!
Я уронил стакан с кубиками.
— Эй, осторожно! Руки дрожат от счастья? Бывает. Ну ни чё, я сегодня добрый, позволю перебросить…
Нахрапистый продолжал что-то говорить, совал мне в руку стакан с костями, а я следил за Мартином. В компании громил он вышел из трактира, дверь хлопнула. Сдерживая нетерпение, я выждал минуту и встал.
— Погодь, монашек, — схватил меня за рукав нахрапистый. — Куда собрался?
Я оттолкнул его.
— Да отвали ты.
Толчок оказался слишком сильный. Нахрапистый слетел с табурета, неплохо приложившись затылком об пол.
— Сука, ты… ты на кого руку поднял?
Это послужило сигналом его приятелям. Они вскочили, в руке одного блеснул стилет. Изображать монаха нужды больше не было. Я стряхнул с головы капюшон, схватил кружку с пойлом и запустил её в голову любителя ножей.
— А ну назад дебилы малохольные!
Они попятились, нахрапистый, лёжа на полу, прохрипел:
— Что ж ты за монах такой?
— Какой есть, — не стал вдаваться я в подробности и, поглядывая на притихший в одночасье зал, вышел на улицу.
Стемнело настолько, что в трёх шагах хрен что увидишь. На небе только звёзды, но толку от них ноль. Нищий по-прежнему сидел возле двери. Дав время глазам привыкнуть к темноте, я сумел разглядеть его силуэт.
— Старый, сейчас компания вышла. Видел, куда направились?
— Ты, чё ли, молодой? — узнал он меня по голосу. — Видел, а как же. Только ты цену мою знаешь — денье. А иначе иди сам их ищи.
— С такими запросами ты богаче короля быть должен, — выдохнул я, но монету в поясной сумке нащупал. — Вот твоя плата, держи.
— Так в руку подай что ли. Я ж пощупать её должен.
Я сунул монету ему в ладонь.
— Щупай…
Нищий схватил меня за грудки, дёрнул на себя и одновременно сунул стилет к горлу. Я всем существом прочувствовал его холодное тонкое остриё.
— Не дёргайся, чистенький. Дыши ровно, и может быть тогда я тебя не обижу.
Голос уже не дребезжащий, а сила явно не старческая. Не отводя стилет от горла, он поднялся и толкнул меня к двери.
— Шагай.
Когда я вошёл в трактир, воздух содрогнулся от хохота. Согласен, глупо получилось. Уходил героем, а вернулся… Нищий не сразу понял, что вызвало смех, но к нему подскочила Сисила и громко в подробностях обсказала, что только что произошло. Нищий слушал, кивал, ухмылялся, потом кивнул кому-то:
— Обыщи его.
Меня обыскали, забрали клевец, стилет, сняли поясную сумку, бросили на стол. Нищий толкнул меня на середину зала, а сам принялся рассматривать добычу. По выражению лица было понятно: рассчитывал на большее.
— Что ж ты такой бедный, — проговорил он на растяг. — У Сисилы зубов больше, чем у тебя серебра.
Я прикрыл ладонью перстень и развернул его камнем внутрь. Удивительно, что его не заметили сразу, уж он точно стоит больше, чем всё барахло в этом трактире вместе с трактирщицей.
— Откуда серебро у бедного монаха?
— Ты не монах. Посмотри на себя: волосы до плеч, вместо рясы рубаха. Кому голову дуришь? Только дурак тебя за монаха примет. Но одежда хорошая, словно на меня шили. Заберу себе.
— Если только с трупа.
— Надо будет, с трупа сниму. Думаешь, не доводилось?
Наверняка доводилось, и не раз. Но просто так я себя всё равно раздеть не позволю.
Котта на спине промокла от пота. Вашу ж мать, так вляпаться! Какого хера я вообще сюда запёрся? Это настоящий притон — воровская малина. Здесь все свои и все заодно. Надо было на улице оставаться, присматривать за выходом, а лучше бы сидел дома, караулил ворота на пару с Гуго. Нет, вспомнил про инициативу. У кого инициатива, тот и побеждает. Победил, Дима Стригин?
А этот нищий явно в авторитете, вон как на него смотрят. Не ясно только для чего старичком-дурачком прикидывался, да ещё на собственном пороге. Голос подделывал, рожу сажей мазал. Не меня же пас, три часа назад я и знать не знал, что припрусь в это болото.
А братец мой Мартин… Стоп, я знаю, куда он направился! В наш дом.
Я задышал громко и часто, пот потёк по лицу ручьями. Мартин, четверо кабанов, два подсвинка-наёмника. Итого семь. А дома один лишь Гуго. Даже если он сидит и ждёт нападения, в одиночку всё равно не справится.
— Поплыл? — усмехнулся нищий, увидев, как я потею. — Только не обоссысь, не люблю обоссанное носить.
Огоньки ламп трепыхнулись от новой порции смеха.