Сильно сомневаюсь, что подобного рода расследование можно считать объективным, поэтому появление на нашем пороге толпы следователей ничего кроме напряжения не вызывало. Ща как укажут на меня пальцем…
Я поискал взглядом клевец. Он лежал на столе под левой рукой, молоток и рукоять были заляпаны засохшей кровью. Скатерть тоже заляпалась, да и я весь в крови.
— Госпожа Полада, — в зал вошёл дородный господин в плаще и красном шапероне, — позвольте представиться: Жан Мишель, старшина цеха каменщиков и штукатуров славного города Реймса.
Голос прозвучал чересчур надменно, словно его обладатель изначально стремился подчеркнуть разницу между ним, представителем власти, наделённым особыми полномочиями, и всеми прочими гражданами города. Хотя он всего лишь буржуа, простолюдин. Но одет хорошо. На шее поверх дублета золотая цепь — знак старшинского достоинства — справа на груди вышит золотыми нитями цеховой герб. Шоссы из тончайшего фламандского сукна, шаперон повязан в виде тюрбана, как на портретах герцога Филиппа Бургундского. Один только внешний вид стоит больше наших годовых расходов. На цепь дополнительно можно повесить ценник: двадцать, мать их, ливров!
Он не понравился мне сразу и навсегда, и три его помощника тоже не понравились. Все трое напоминали кабанов из «Раздорки» только умытые и постиранные. У каждого на поясе тесак, а под плащами гамбезоны. Когда они ввалились следом за старшиной, я встал и накрыл ладонью рукоять клевца.
— Чем обязана? — холодно спросила мама, не вставая и не предлагая мэтру Мишелю сесть. Тот рассчитывал на более радушный приём, но не встретив его, напустил на себя ещё более надменный вид, хотя куда уж больше.
— Госпожа Полада, я провожу опрос жителей вашего квартала о ночном происшествие. Начать решил с вас, ибо случилось оно возле ваших ворот, — он помолчал всё ещё надеясь, что ему предложат сесть, но мама сохраняла холодность. — Если вы до сих пор не знаете, то сообщаю, что возле ваших ворот убит человек, простите, два человека. А ещё кто-то возвестил о пожаре, хотя никакого пожара в действительности не было. Но это подняло на ноги не только ваш квартал, но и соседние. За это полагается крупный штраф, я имею ввиду ложное извещение о пожаре. Что же касается двойного убийства…
— Как-то быстро ваш цех получил разрешение, — прервал его я. — Прошёл час, не более.
— Мы оказались расторопны. Да. Едва стало известно о происшествии, я сразу направил посыльного в ратушу к прево, и он изволил поручить расследование нам.
— В ратушу к прево? Не рановато? В такое время он ещё должен почивать на своих перинах. Или наш прево находился на ночном дежурстве и проверял посты городской стражи?
Мэтр Мишель беспокойно заёрзал глазами.
— Я оговорился, прошу прощения. Конечно же мы направили посыльного в дом к господину прево, и тот любезно согласился выдать нам разрешение. Поэтому позвольте задать вам ряд вопросов.
— Задавай, чего уж там.
Сомневаюсь, что он нуждался в каких-либо ответах. Следы на дороге, во дворе и прочем сами могли всё рассказать.
— Не скажете, откуда взялась кровь на ваших руках и одежде?
— Кабанчика резал.
— Вот как? Вы режете свиней по ночам?
— Только когда они лезут в мой дом.
— Ага, и где сейчас этот кабанчик?
— Не могу сказать точно. Если честно, их было семь. Получив отпор, они убежали.
— Но, видимо, не все. Две тушки остались лежать на дороге.
— Не знаю, о каких тушках идёт речь, но последнее время по улицам стало ходить столько кабанов, что порой я задаюсь вопросом: чем занимаются мясники в нашем городе? А-а, наверное, они расследуют преступления, и заниматься своими основными обязанностями им некогда, поэтому кабанчики и лазят где ни попадя. Видимо, придётся резать их всех. Вместе с помощниками.