— У твоей жены, — я искоса глянул на Гуго, — язык что помело.
— Есть такое, господин, — согласился сержант. — Она всегда любила поговорить, и уж точно никогда не умела хранить тайны, — он усмехнулся. — Особенно чужие. Никогда мне это не нравилось.
— Зачем тогда женился на ней?
— Давно было, не помню. Наверное, любил.
Я похлопал Лобастого по холке. Мул всхрапнул и благодарно закивал головой.
— Сколько тебе лет, Гуго?
— Много, господин, может быть, пятьдесят. Когда вы родились, я уже был сержантом вашего отца. Я помню, как он впервые взял вас на руки и поднял навстречу восходящему солнцу. Вы дрыгали ножками и кричали…
— Что кричал?
— А-а-а-а-а-а-а! — Гуго улыбнулся. — Это был бесконечный крик, и что он означал, не знает никто, кроме вас.
— А твой сын, Гуго? Что с ним?
— Ему было четырнадцать, когда ваш отец взял его в услужение. Сначала пажом, потом оруженосцем. А потом, после Азенкура… Он выжил, как и мы, но не захотел возвращаться домой, решил попытать счастья во Фландрии. С тех пор я ничего о нём не слышал. Наверное, сгинул в болотах Брабанта или лесах Эно.
— А другие дети?
— Всех забрал Господь в младенчестве.
Он произнёс это абсолютно равнодушным тоном, как будто говорил о чём-то преходящем. Вот оно пришло, а вот ушло — и забыл, и всему есть логичное оправдание: Господь забрал…
Мы добрались до источника. Он был огорожен барьером из тёсаного камня. Тут же стоял мелкий служка из канцелярии городского прево и собирал налог за право пользования водой. Цена была одинакова для всех независимо от тары — одно денье. Плата символическая, но многие предпочитали брать воду в реке за городской стеной. Вряд ли она была лучше, но точно бесплатной.
Выстояв недлинную очередь, мы залили бочки под самый верх и развернулись к дому. Приближаясь к казармам городской стражи, я приметил паренька. Тот сидел на куче мусора, словно стервятник на туше дохлого тигра, и смотрел на нас. Когда мы прошли мимо, он выждал немного, встал и двинулся следом. Я сделал вид, что поправляю упряжь, и глянул из-под руки назад. Парень продолжал идти за нами прогулочным шагом. Остановился у прилавка с горшками, постоял и пошагал дальше. Судя по драной одёжке, он относился к низшим слоям общества, нищий или мелкий воришка, вполне возможно, что человек Жировика. Тот же обещал найти меня и грохнуть.
— Гуго, у нас на хвосте кусок навоза болтается. Я поотстану, стряхну его.
— Понял, господин, удачи.
Возле следующего проулка я пригнулся и резко шагнул в сторону. Встал за углом, прижался к стене. Преследователь моё действие проморгал, и когда появился перед проулком, я схватил его за руку и втянул внутрь. На мгновенье он растерялся, но тут же принял стойку, в руке блеснул стилет. Я предполагал только поговорить, может, припугнуть, и первую атаку благополучно прозевал. Парень прыгнул, направляя стилет мне в живот. Спасла реакция. В клубе на тренировках мы постоянно отрабатывали увороты, доводя их до уровня рефлексов. Вот и сейчас совершенно бездумно я шагнул вправо, перехватил вооружённую руку за запястье и вывернул её. Одновременно ударил кулаком в печень. Парень хрюкнул, разжал пальцы, роняя стилет, и червяком заёрзал у меня под ногами.
— Ты чё так… чё так… сильно… — захныкал он.
Удар действительно получился чересчур сильный, не рассчитал, однако извиняться не стал. Сам виноват.
Я подобрал стилет. Не мой. Слишком простенький: деревянная рукоять, наложенная на стальной стержень и обмотанная кожаной лентой. Такому цена в базарный день три копейки, даже стыдно брать в качестве трофея. Я отбросил стилет в сточную канаву, нагнулся, сорвал с пояса парня сумку. Тоже ничего особенного: сложенный на две трети и сшитый кусок кожи, из оставшейся трети сделали клапан. Внутри ничего, кроме кривого гвоздя и наконечника стрелы нет. Наконечник я забрал, вещь нужная, остальное отправил вслед за стилетом. Парень уже отошёл от шока и поглядывал за моими действиями со страхом.
— Слышь, эй… Выбрасывать-то зачем? Или ты меня того… Не надо, слышь? У меня жена на сносях, одна с голодухи сдохнет.
— А ты меня сейчас не того собирался?
— Да я просто… Защищался. Думал, ты дневной сборщик.
— Поэтому шёл за мной от казарм?
В проулок завернули две женщины, молча обошли нас и двинулись дальше. Парень потянулся за ними глазами, хотел крикнуть что-то, но поймав мой взгляд, передумал.