Я бодрым шагом двинулся к дому, на ходу распахнул плащ, взялся за меч. Охранники заметили меня не сразу, и лишь услышав чавканье грязи обернулись на звук.
— Эй, кто там?
Я вошёл в робкий круг света от фонаря и не говоря ни слова вогнал меч в живот первому. Шагнул влево, вытягивая клинок, и широким горизонтальным рубанул второго. Охранники не удосужились не только нормально вооружиться, но и надеть что-то приличное, хотя бы гамбезоны. Первый упал на колени, всхлипнул, удерживая рвущиеся из живота внутренности, и завалился набок. Второй молча опрокинулся на спину, с силой ударившись головой о дверь.
На звук тут же откликнулись изнутри:
— Чё там? Чё шумим?
Дверь приоткрылась, и я ткнул мечом в щель. Попал во что-то сопротивляющееся. Подбежал Баклер, ухватился за дверь и дёрнул на себя. Наружу вывалился третий. Это был кабан. Одной рукой он продолжал цепляться за ручку двери, второй силился поднять билль. Чика ногой отбил дубинку и тесаком рубанул кабана по лицу.
Секунд двадцать, а у нас уже три трупа из шести, вернее, два. Первый охранник ещё был жив, дрыгал ногами и хрипел, но кровь хлестала из живота как вино из пробитой бочки. Секунда, и он замер. Вот теперь три.
— Нормально, — глядя на меня круглыми глазами, проговорил Чика.
— Заткнулись! — прошипел Баклер. — Ной на выходе, Чика, Сенеген за мной.
Он первым зашёл в дом, остановился, прислушался. Тихо. Пальцем указал мне на лестницу, сам свернул влево, Чика за ним.
Осторожно чтоб не задеть впотьмах ничего я подошёл к лестнице, ступил на первую ступень. Сверху доносились приглушённые голоса, мужской и женский. Жировик развлекался с Лолой, кажется, она пела. Ну-ну, развлекайся, падла, пока я не поднялся.
Сделал второй шаг, третий. В комнате, куда зашёл Баклер, что-то упало. Звякнуло железо, разбилась тарелка. Я замер. Что ж вы как не аккуратно? Наверху, слава Богу, не слышали. Лола продолжала петь, Жировик смеялся. Я перехватил меч в левую руку. Если пахан что-то заподозрит и надумает спуститься, левой мне легче будет его заколоть…
Опрокинулся стол, и крик, словно режут:
— Сенеген!
Секунда и снова:
— Сенеген, беги!..
Одним прыжком я слетел вниз. Из комнаты наперерез рванула тень. Я подумал Баклер, но на фоне открывающейся двери увидел контуры билля и сходу рубанул диагональным. Вопль вдарил по ушам колокольным боем. Сверху ломилось стадо быков, трещали ступени, из комнаты неслись хрипы: беги, беги… В дверном проёме встал человек. Звякнула тетива. Удар в бок бросил меня на пол. Резкая неожидаемая боль залила сознание… мл-л-л-я… никогда я такой боли не испытывал. Превозмогая её, начал подниматься…
— Живым! — раздался сверху повелительный голос Жировика. — Живым, я сказал, или самих выпотрошу.
Зажгли фонарь. Я стоял посреди коридора на одном колене, левый бок разворочен, гамбезон распушился паклей, и эта пакля быстро пропитывалась моей кровью. От её вида и от боли кружилась голова. Двое кабанов стояли у входа, один бился в конвульсиях у моих ног, сверху спускался Жировик и ещё человека четыре. Ни хера их не шесть, напутал чего-то топтун. Или не напутал, или не топтун…
С улицы вошёл Кишка, ухмылка во всю рожу. Скользнул по мне взглядом и заглянул в соседнюю комнату.
— Баклер не сдох ещё, нет? Я слышал, как он орал, — и заблеял по козлиному. — Сенеген бе-е-е-ги, бе-е-е-ги.
— Заканчивай куражится, — поморщился Жировик. — Давайте молодого туда. И огня побольше.
Кабаны подхватили меня под руки, затащили в комнату и бросили на стул. Зажгли масляные лампы, заполыхали дрова в камине. Я зажал рану и склонился вбок, как будто это могло унять боль. Отдышался, начал осматриваться. Обычный зал с камином, как у нас с мамой, только немного меньше. Два окна закрыты ставнями, длинный стол, на столе… Баклер. Кабаны разложили его и деловито привязывали, словно это не обеденный стол, а станок в пыточной.
Возле стены лежал Чика. Ему прилетело биллем по голове; череп треснул, или лишь кожа лица не давала ему развалиться на две половины. Тут же валялись осколки разбитой посуды, виноград, яблоки. Не хилый такой натюрморт получился.
Вошёл Жировик, присел на край стола. В руках мой меч. Неприятно было наблюдать, как он вертит его, разглядывает, ловит в голомень[3] огоньки светильника. Меч ему нравился, он даже поцокал языком и удовлетворённо кивнул.