Она была раздосадована. До сегодняшнего дня я ни в чём ей не перечил. Но прежнего Вольгаста больше не будет. Прежний вёл себя как маменькин сынок: капризный, часто вульгарный, не вникающий в проблемы семьи. Любил книги и не любил физические упражнения. Мечтал стать рыцарем, но сторонился драк. С самого рождения меня готовили к принятию сана священника, отец даже оплатил обучение на артистическом факультете Парижского университета с прицелом поступления на богословский, и только благодаря определённым обстоятельствам я до сих пор не принял постриг.
— Это наш общий дом, мама.
Я мог выразиться жёстче и сказать, что дом принадлежит мне, потому что документы на владение недвижимостью оформлены на меня. Мама это поняла, и на лице её отразилась растерянность.
— Вольгаст?
— Мама, верьте мне, я никому не позволю обидеть вас и никому не позволю отнять нашу собственность. Я буду драться. Я такой же сеньор де Сенеген, как и Мартин.
Тут она могла сказать, что в отличие от Мартина я не сеньор, а бастард де Сенеген, и пока у меня не появится какого-либо титула, что весьма сомнительно, меня так и будут величать — бастард де Сенеген. Но мама не стала этого уточнять, развернулась и ушла.
Из флигеля вышел Гуго. На нём была стёганка, в руках два деревянных меча. Один он протянул мне.
— Помните, господин, как мы сражались?
Конечно, помню. Гуго как только не изворачивался, чтобы поддаться мне, дабы я чувствовал себя тем самым рыцарем, которым мечтал стать. Получалось у него плохо, потому что на каждый мой удар закалённый в боях ветеран мог ответить тремя. Но он сдерживался, и эта сдержанность присутствовала в каждом его движении.
— Помню. Только на этот раз без поддавков.
— Как скажете.
Я встал в длинную стойку, выставив меч перед собой и сжимая его двумя руками. Самая удобная стойка для защиты. Кураев любил взорваться серией диагональных ударов, заканчивающихся как правило уколом в ногу, но в этом положении я легко удерживал его на расстоянии и в любой момент мог вогнать острие ему под мышку или в щель забрала. Разумеется, условно. Мечи наши ни в какую щель не могли пролезть, да и правилами подобные действия запрещались. Короче, песочница для взрослых дядечек в железном макияже. Отныне всё по-другому.
— Чуть выше, господин, — отреагировал на моё положение Гуго. — Старайтесь, чтобы кончик меча был на уровне глаз, а навершие по центру груди… Да, так. А теперь парируйте!
Он ударил так же, как это делал Кураев, но вместо того, чтобы идти в ноги, неожиданно влился в моё движение и ткнул в грудь. И тут же отпрыгнул, разрывая дистанцию.
Укол пришёлся под сердце, в диафрагму, от боли я едва не согнулся, дыхание перехватило. Захотелось опуститься на корточки и отдышаться. Гуго покачал головой:
— Терпите, господин. Вы хотели без поддавков? Получайте. Будь на вас кираса или бригантина, вы бы ничего не почувствовали. Но ни кольчуга, ни стёганка такого укола не выдержат. Поэтому будьте внимательны и всегда обращайте внимание, во что облачён противник.
— Понял, спасибо, Гуго, — я наконец-то смог дышать полной грудью. — Как парировать такой удар?
— Просто. Держите противника на расстоянии, не позволяйте ему сблизиться. А если он всё же прошёл сквозь вашу защиту, сделайте вот так… Нападайте!
Я постарался повторить удар Гуго, и у меня получилось вплестись в его движение, обхватить клинок, но когда мне показалось, что сейчас я тоже уколю его в грудь, Гуго вдруг сделал поворот кистью, и мой меч прошёл между его рукой и рёбрами, а старик обозначил по мне удар кастетом, то бишь, удар рукой, сжимающей рукоять. Достигни этот удар цели, и валятся мне на земле с рассечённым лицом и выбитыми зубами. А если ещё крестовиной в глаз, то вообще здравствуйте братья циклопы.
— Поняли, что я сделал?
— Понял.
— Этот приём показал мне ваш отец. Он был настоящий мастер. Ну что, продолжим?
Мы топтали пыль на дворе до самого вечера. Перрин несколько раз выносила нам воду в кувшине умыться и утолить жажду. Я пропотел насквозь, вымотался, сбросил лишний жир, но остался доволен. Мама больше во двор не выходила, однако я видел её силуэт в зале. Она сидела в кресле у камина и вышивала.
Гуго поглядывал на меня настороженно, и чем дальше, тем взгляд его становился острее.
— Что ты так смотришь, старик? — не выдержал я. — Я делаю что-то не так?
Он покачал головой:
— Не знаю, как сказать, господин.
— Говори, как есть.
Он облокотился о меч, продолжая разглядывать меня исподлобья.
— Вы не такой как раньше, господин…