— Вторую разбить?
Бонне замотал головой и прохрипел сквозь ладонь:
— Нет… нет… нет… не надо! Пожалуйста-а-а-а…
Ему было не только больно, но и непривычно ощущать боль. Раньше он видел людей, прошедших через пытку, а сейчас почувствовал её действие на себе. Нога распухла на глазах и неестественно вывернулась. Вряд ли найдётся врач, способный вернуть ей былую подвижность, впрочем, врач ему скоро не потребуется.
— Говори всё, что знаешь о Батисте.
Викарий закивал:
— Да, да, всё, что знаю. Он, он… Господи, да я не знаю о нём ничего! Я не видел его ни разу. Передают послания. Мишель или прево… Прево уже нет. Это ты его? — догадался Бонне. — А-а-а-а, значит, и меня…
Он вдруг склонился и начал целовать мою руку.
— Не убивайте. Только не я, не я… Я всегда с вами. Помилуй…
Этот тоже бесполезен. Я вздохнул и кивнул Гуго: заканчивай. Поднялся. Викарий всем телом прижался к моим ногам, забыл про боль и только бормотал: не убивай, не убивай. Гуго всадил ему стилет в ухо и посмотрел на меня.
— Что дальше?
Наверху продолжала играть музыка, смеялась женщина. На плечи навалилась усталость, а в голове возникло понимание: я не к тем прихожу с вопросами. Мне нужен мастер Мишель. Это он передаёт послания, стало быть, у него есть связь с Батистой. Вот он ответ, вот, кто мне действительно нужен.
Однако после того, как найдут труп викария, люди Батисты поймут, что на них открылась охота, и сядут в осаду. Нужно действовать быстро.
— Пока не рассвело, мы должны навестить ещё одного человечка.
— А завтра никак?
— Никак. Завтра поднимется вой, и придётся ждать, пока он утихнет. Это может занять много времени.
— Понял, господин. К кому идём?
— Мастер Мишель. Помнишь его? Тот самый, кто приходил к нам с допросом.
— Помню.
— Теперь мы допросим его. Где он живёт, знаешь?
— Нет. Но Щенок может знать.
Да, Щенок может знать. Но пока мы доберёмся до него, потом к дому Мишеля. Успеем ли до рассвета? Сомневаюсь, что каменщик живёт где-то рядом со мной.
— Тогда поторопимся.
Вышли мы так же через ворота. Охранник проводил нас недоверчивым взглядом, Гуго шепнул, что надо бы и его убрать. Я не разрешил. Во-первых, лиц наших он не видел, во-вторых, кучера продолжали сидеть возле костерка, а это лишние свидетели. Поднимется крик, шум, и тогда мы точно не успеем добраться до Мишеля, да и смысла уже не будет.
С улицы Мясников свернули к Рытвине. Впереди затрепыхались отблески фонарей, похоже, навстречу двигался ночной патруль городской стражи. Пришлось брать правее в проулок, который должен был вывести нас к Суконному рынку. Город я уже понимал как собственные отношения с зеленщицей, и знал, куда можно сворачивать, а куда не желательно. От Суконного рынка лежал прямой путь к капитульным тюрьмам и дальше к площади Святого Петра. Если поторопимся, минут через сорок будем дома.
Но проулок оказался перекрыт. Едва мы сунулись в него, сердце вздрогнуло и сжалось. Чуйка дрожащим голоском зашептала в ухо: не лезь! И следом закричал Гуго:
— Назад, господин!
Назад я уже не успевал. От стены отделились две тени, потом ещё две. Три пошли против меня, четвёртая на Гуго. Я плавно, без нервов потянул меч и рубанул отножным снизу вверх, потом развернул кисть и провёл диагональный. Дотянуться до кого-то не надеялся, лишь сдержать и выиграть пятнадцать-двадцать секунд на осознание ситуации. Не уверен пока, но кажется мы нарвались на ночных сборщиков Жировика. Если так, то есть смысл вернуться на улицу. Приближающийся патруль отпугнёт их.
Короткими шагами я отступил. Свет фонарей стал ярче, контуры нападающих обозначились чётче: у двоих экю[1], у третьего топор на длинной рукояти. Это не сборщики, те так не снаряжаются, да и приближающаяся стража их не озадачила. Троица по-прежнему пытались взять меня в полукольцо, четвёртый короткими атаками сдерживал Гуго. Сержант отбивался, железо звенело, стража торопилось, и всё это в совокупности походило на заранее спланированное действо.
Нас ждали, вернее, следили и потихоньку обкладывали. Секрета в том — кто это, больше не было. Стража подчиняется городскому совету, главой которого является незабвенный господин Шлюмберже, а на сюрко человека с топором отчётливо виднелся герб с виноградной гроздью. Семья виноделов, купившая дворянство, никак не хотела меня отпускать. Или это мастер Батист распорядился?