Я сделал выпад в сторону щитоносца, тот отскочил проворнее блохи, и тут же до меня дотянуться боец с топором. Бил он не лезвием, а обухом, удар пришёлся по правому предплечью, вскользь, но болезненно. Опасный противник. Один на один я бы с ним разобрался, но щитоносцы его прикрывали. Сейчас бы мой старый турнирный доспех, тогда бы я со всеми тремя разобрался.
Мы с Гуго встали в линию и начали пятиться к перекрёстку с улицей Мясников. Подбежавшие стражи присоединились к четвёрке шлюмбержей, удлинили фронт и стали заходить слева. Активно не нападали, лишь наскакивали, стараясь прижать нас к домам. Хотели взять живыми.
— Сдавайся, Сенеген, — прохрипел один, подтверждая мою догадку.
Сзади послышался топот. Ещё несколько человек бежали от перекрёстка. Минута-две, и даже сам чёрт не спасёт нас. Последний шанс — это прорваться назад в тот переулок. Там сейчас никого, и по нему мы точно уйдём.
— Гуго, обратно в проулок…
— Понял, господин.
Среди скачущих теней я постарался отыскать лазейку и протиснуться вперёд. Фонари, которые принесли стражи, давали слабый свет. Абажуры были сделаны не из стекла, а из промасленной ткани, они заставляли свет рассеиваться и стирали грани узнавания. Если удастся смешаться… В этой полутьме мы все на одно лицо, а шлюмбержи растянулись поперёк улицы, и не сразу поймут, кто есть кто…
Я взял в правую руку клевец, ударил наотмашь щитоносца. Тот отпрыгнул. Шагнул за ним следом, махнул мечом влево, отгоняя стража, тот принял защитную стойку, но целью был не он. Я уже заходил за спину топорщику, и снова ударил клевцом. Звякнул шлем, топорщик опрокинулся, и тонкая линия оказалась прорвана. Шлюмбержи попытались сменить расстановку, те, что были справа, начали растягивать новую линию, но лишь запутались друг в друге. Подготовка у них явно не армейская, не удосужились хотя бы притереться и обговорить, что и как делать.
Гуго начал подталкивать меня к проулку.
— Уходите, господин, я сдержу их.
— Только вместе.
— Господин, сейчас не до церемоний. Уходите…
Щёлкнул арбалет, Гуго беззвучно завалился на бок. Не думая, я подхватил его, потащил по улице. Успел сделать несколько шагов, подбежали шлюмбержи, взяли в кольцо. Ударили чем-то тяжёлым под колени, я упал лицом вниз, и по спине, по бокам заколотили ногами. Кто-то удачно попал по лицу. В голове загудело, во рту возник привкус крови. Я попытался перевернуться, выставить перед собой меч, его тут же выбили и ударили в живот. Я засопел, скрючился…
Со стороны закричали:
— Хватит, хватит, убьёте!
Удары не прекратились, наоборот, стали сильнее. Тому, кто пытался их остановить, пришлось прибегнуть к угрозам:
— Свиньям скормлю, скоты!
Эти слова услышали. Бить меня перестали, подхватили под мышки, поставили на колени. Руки связали сзади, сняли плащ, пояс, схватили за волосы и оттянули голову назад. К лицу поднесли фонарь.
— Он?
— Он, сеньор, можете убедиться.
— А второй?
— Сдох. Вы не говорили, чтоб живым его брать.
Я скосился на Гуго. Свет фонаря позволил разглядеть лицо: выражение умиротворённое, глаза открыты. Он умер мгновенно. В боку на уровне локтя торчал короткий хвостовик арбалетного болта; тот вошёл в тело настолько глубоко, что дотянулся до сердца. Но если бы и не дотянулся, с такой раной Гуго долго бы не протянул. Как же так, сержант, как же так…
По губам хлестнули.
— Смотри на меня, Сенеген!
Свет фонаря упал на крупного мужчину в драпированном плаще. На голове плотно сидел кабассет с позолоченным гребнем и широким козырьком, что указывало на высокий статус владельца, на плаще золотая застёжка, как и герб выполненная в виде виноградной грозди. Но это точно не младший Шлюмберже. Избитый и порезанный тот должен сейчас валяться в родовом поместье. Это папа, Шлюмберже-старший. Вот и настало время познакомиться. До сегодняшнего дня я видел его лишь однажды, на турнире в честь праздника урожая, да и то издалека. Сейчас видимость тоже была не из лучших. Если бы страж поднёс фонарь к его лицу вплотную — другое дело, а так козырёк полностью закрывал верхнюю часть лица, оставляя взору один лишь подбородок, покрытый густой седой щетиной.
Однако узнав главу городского совета, я тем не менее спросил:
— Допустим, я Сенеген. Не отрицаю. Ты сам-то кто будешь?
По губам снова хлестнули.
— Обращайся к господину «сеньор».
— Кто сеньор? Вот это?
Третий удар.
— Да мля, вы совсем что ли? Слышь, сеньор, если хочешь продолжения разговора, то скажи своим ручным обезьянкам, чтоб они перестали бить меня по губам. Я так скоро совсем говорить не смогу.