— Он просто объелся гашиша, — высказал мнение Пастухов.
— Нет, он перестал видеть свое будущее. Прикажи людям, которые будут дежурить, чтобы смотрели за ним внимательно. В таком состоянии человек делает странные поступки — во вред себе и всем.
— Дать ему еще гашиша и связать, — предложил Возех сквозь набитый рот.
— Не надо, будут трудности в Москве, — отверг эту идею Амир. — Он не сможет идти и говорить.
— Не надо, ничего не надо, — повторил Дудчик, как во сне.
Майора не покидало чувство, что жизнь его закончилась еще там, в Душанбе, когда он позабыл уничтожить листок в нагрудном кармане, а потом не смог избавиться от него в машине, а потом оказался в комнате, наполненной врагами. Это было такое же чувство, которое возникло тогда, на перевале, когда Возех убивал его друзей.
Казалось, он должен был бы исчезнуть с лица земли, когда его прекратили пытать, а он все еще жил, существовал. Под воздействием гашиша, делавшим тело бесплотным, ему казалось, что он давно умер и парит где-то в вышине. Но, открыв глаза, он понимал, что еще жив и снова видит все те же ненавистные лица...
Амир был прав, у него действительно появилось зыбкое и неопределенное желание сделать что-нибудь — пусть бессмысленное, но изменившее бы это существование среди врагов. Он тягуче размышлял: что?
Попытаться сдаться властям? Это было невыполнимо.
Обратиться к Пастуху и объяснить ему, почему он оказался так нужен и опасен Амиру? Но что, если это приведет к новым допросам и пыткам?
Может, попробовать умереть? Но разве смерть спасет его дочь и брата от уготованной им участи? Кроме того, самоубийство потребует от него проявления активности, мужества, а ничего этого сейчас у него катастрофически не было...
Понадеяться на то, что действительно эта мутная волна вынесет их с братом за границу, даст им желанный покой? Но это — явно детские мечты, поддерживаемые только какой-то магической, завораживающей силой тугих денежных пачек за пазухой, которые могут в любую минуту без труда отобрать назад. Надо, пока не отобрали, просто раскидать их на какой-нибудь улице в Москве и смотреть, как люди ловят эти блекло-зеленые бумажки с чужим лицом.
А пока принять еще один комочек из коробочки и забыться хоть на минуту сном и отсутствием всяких желаний.
Он раздавил языком на небе новый маслянистый катышек с терпким вкусом.
— Совсем «обмерз», — сказал Возех, толкнув Дудчика ногой. — Ничего он не сделает.
Глава восьмая. Тараканьи бега
Полковник Мирзоев читал два донесения, присланных из Душанбе.
Первое пришло еще трое суток назад. Оно не слишком насторожило старого полковника — скорее, порадовало, потому что его племяннику выпал случай попасть на заметку. Контакты заштатного майора с неким англичанином не были чем-то из ряда вон выходящим. Однако звучало громко: завербован английской разведкой.
Одному срок, другому депортация, а мальчику — очередное звание, премия.
К сожалению, дела у душанбинского «предателя», судя по всему, шли не блестяще — вряд ли он вообще был нужен МИ-6. Поэтому полковник Мирзоев принял рутинные меры: зарегистрировал донесение, завел персональное дело, послал запрос и по личности Дудчика, и по личности Нейла Янга. Следовало подождать хоть каких-нибудь результатов.
Племяннику он послал требование немедленно прислать расшифровку разговора двух фигурантов дела и копию кассеты с записью.
Но вот через три дня пришло второе донесение. Полковник взглянул на дату отправления и вскипел от бешенства. Он громовым голосом потребовал ответственного из технического отдела:
— Почему важнейшее донесение запоздало на трое суток? Вы что, на почте ямщиком служите? — отчитывал он девицу в погонах.
Недолгое разбирательство позволило выяснить, что Мирзо Кудимов напрасно так радовался новым средствам связи. Душанбинский сервер, ведающий рассылкой почты, был не самым дорогим и надежным: перегрузившись заказами в условиях возросших нагрузок, связанных с проникновением людей в Интернет, он просто «завис».
Программа рассылки сбоила, и местные умельцы больше суток чинили и отлаживали свое «железо». Затем еще сутки в сети царил затор из-за скопившихся опаздывающих заказов. Словом, случился обычный казус, свойственный маломощным серверам, работающим на плохих телефонных линиях с низкой скоростью передачи информации.
Все это очень подробно и нудно объяснил начальник технического отдела, вставший горой за подчиненную. Затем он предложил подать официальный запрос из отдела в отдел, чтобы получить официальное объяснение запоздания документа.
Все это только отнимало время и уже совершенно не интересовало полковника Мирзоева. Мальчик явно наткнулся на что-то важное, и надо было предупредить его, чтобы быстро сматывал удочки. Это было ясно, как дважды два. Засветились сверхсекретные штабные документы, а в таких делах любая из сторон будет производить масштабные зачистки. И Кудимов попадет под удар одним из первых.
Полковник тянул и тянул время, не докладывая по команде о донесении. А на часах было уже одиннадцать.
— Ну что? — раздраженно спросил он по селектору у секретарши.
— Домашний не отвечает, на рабочем говорят, что его нет.
Надо идти к начальству на доклад, иначе он уже начинал рисковать сам. Полковник курировал регион Узбекистана и Таджикистана во вновь созданной службе по борьбе с наркобизнесом. Об утечке совершенно секретных документов, касающихся военного ведомства, ему было положено немедленно доложить непосредственному начальству и позабыть об этом. Он же пытался дозвониться к родственнику и вывести его из-под удара. Мальчику следовало немедленно уйти и залечь на дно где-нибудь у родственников в горах, куда не дотянется ничья рука — ни ФСБ, ни ГРУ, ни даже местных хозяев жизни в Душанбе.