Выбрать главу

— Кому они собираются обеспечить безопасность, тебе?

— Нет-нет, — сказал Конверс. — Тебе.

Хикс помолчал.

— Фигня какая-то, — наконец сказал он. — Когда мы виделись в последний раз, ты все что-то вилял, а теперь вот на ЦРУ шестеришь.

— Ты хотел переправить товар, — сказал Конверс. — Я достал его для тебя.

— Я точно так же могу и отказаться, приятель.

Конверса била дрожь, и Хикс с беспокойством смотрел на него.

— Тогда капец обоим, — тихо сказал Конверс. — Слишком поздно отступать.

Хикс махнул рукой, отгоняя дым сигары, и неожиданно поймал себя на том, что пытается отогнать не просто дым. Страх Конверса был почти осязаем. И это произвело на Хикса впечатление.

— Ты доставляешь товар и можешь сматывать, — продолжал убеждать Конверс. — Ждать не придется. Деньги получаешь сразу.

Хикс ждал, что еще скажет Конверс.

— Я слишком нерешителен. Слишком осторожен. Сущий параноик. Я же не зря тут ошивался — знаю, как это все работает. Не будь я уверен, что сейчас все пучком, так ни за что бы не взялся.

— Не знал, что ты так помешан на деньгах.

Конверс пожал плечами:

— Такими, наверно, уж нас воспитали.

— Я-то думал, что вы моралисты, ты и твоя подружка. Что вы из тех, кто озабочен спасением мира. Как насчет всех этих малолеток, подыхающих от передоза? Разве это тебя не волнует?

— У нас были сомнения морального свойства, но мы их преодолели.

Хикс, подперев подбородок кулаком, задумчиво смотрел на Конверса.

— Хочешь услышать кое-что забавное? — сказал он. — В прошлом году во Фриско я встретил Мэри Граммульку.

Мэри Граммулька была когда-то подружкой Конверса. Они разбежались со скандалом.

— Знаешь, что она мне сказала? Что ты называл меня психопатом.

Конверсу было неприятно это слышать.

— Если и назвал, то наверняка спьяну. Что я, враг себе, что ли?

Хикс засмеялся:

— Ты меня поносишь. Грозишь поганым ЦРУ, заявляешь, что сдал меня. И после этого, когда тебе понадобился человек честный и организованный, заявляешься ко мне.

— С этой Мэри я вообще был сам не свой, — сказал Конверс.

— Все равно это слишком. Меня это задело.

Со стороны бухты донеслась автоматная очередь. По воде запрыгали лучи прожекторов, выхватывая пальмы на другом берегу. Конверс устало обернулся на звук выстрелов:

— Ныряльщицы?

— Нет здесь никаких ныряльщиц, — ответил Хикс. — Все это красивые сказки.

Почему бы и нет, подумал он. Тут ничего не происходило. Ему захотелось перемен, немного адреналина, чтобы очистить кровь.

То, что предлагал Конверс, было интересно и рискованно. Все какое-то разнообразие; к тому же он никогда не видал жену Конверса.

— Ладно, переправлю твой скэг. Но тебе лучше позаботиться о том, чтобы все было без подвоха. Из всех искусств я предпочитаю искусство самозащиты.

Конверс улыбался:

— Никто в этом не сомневается.

— И правильно, — сказал Хикс.

Конверс посмотрел на сумку.

— Если в сумке есть что-нибудь, что тебе нужно, — сказал Хикс, — забери сейчас. Если нет, оставь ее как есть.

— Как есть?

— Как есть.

Конверс сходил вниз и принес две банки пива и две большие порции джина с тоником. Хлебнув холодного джина, он снова почувствовал, как его начала бить дрожь.

— Ты ненормальный, — сказал ему Хикс, — «великий ум… извращенный… предвзятый».

Это была фраза из фильма — старая игра, которой они забавлялись двенадцать лет назад, служа в морской пехоте.

Конверс, похоже, воодушевился.

— За Ницше! — поднял он стакан.

Выпили за Ницше. Они снова были молоды. Путешествие во времени.

Прозвучала автоматная очередь. Теперь уже на другом берегу.

— Вернусь-ка я лучше в «Оскар», — сказал Конверс. — Пока не начался комендантский час.

Хикс допил пиво и поставил банку на стол.

— Зачем ты вообще приперся сюда? Если я психопат, тогда ты кто?

Конверс по-прежнему улыбался:

— Я — писатель. Мне хотелось видеть все это собственными глазами. — Он проследил взглядом за лучами прожекторов, обшаривавшими бухту. — И в какой-то степени, наверно, из-за чувства вины.

— Ирония судьбы.

— Точно, — кивнул Конверс. — Ирония.

Они помолчали.

— Надоело за всех переживать, — сказал Конверс. Он положил руку на сумку. — Не знаю даже, чем я занимался раньше, но сейчас такое чувство, будто это первое настоящее дело в моей жизни.