Перед последним поворотом ты спрыгнула и побежала к Миде. После свадьбы она с Чоу и его родителями жила в соседнем доме.
Мида на кухне готовила чай для Чоу, который уезжал по делам, и объяснила: После того как мы поженились, Чоу выплачивал долги нашего отца. Но дальше платить не собирается. В общем, то, что родители называют свадьбой, на самом деле – аукцион, и продавать будут тебя. Кредиторы угрожают отцу, времени терять нельзя. В ночь полнолуния тебя продадут за самую высокую предложенную цену.
Пора жатвы. Солнце заливает поле, а оно сияет в ответ. Обычно любимое твое время: колосья выше головы, можно ходить сколько угодно, и никто тебя не заметит. От вашей семейной фермы осталась лишь тонкая полоска ячменя. Сейчас отец, спотыкаясь, выйдет из-за свинарника и зарежет поросенка, но денег за него не увидит, так как всю выручку просадил за последней игрой в чаупар.
Ты предпочитала думать, что все твои беды из-за него; не могли же оба, отец и мать, так ужасно с тобой поступить. Но утром, когда Мида пришла помочь матери готовиться к свадьбе, ты услышала их разговор во дворе.
Захочет ли кто-нибудь взять ее в жены? – спросила мать. Они развешивали фонарики и таскали стулья.
Мама, прости мне мои слова, ответила Мида, но, пожалуй, это не лучшая ваша идея.
Ты прилагала максимум усилий, чтобы как можно хуже выполнять все, чему учила тебя мать – готовить, убирать, носить еду, складывать белье. Она и не скрывала, как хотела мальчика, и иногда тебе тоже этого хотелось – тогда ты была бы свободна. Поскольку, помимо утомительной работы по дому, она старалась научить тебя тому, что идеальная дочь должна мириться со своей участью и не задавать вопросов.
Ты не хочешь повторять жизнь матери. Как ей объяснить? Ты хочешь такой жизни, какую пока не видишь. Какую тебе словно нашептывают поле, горы, дорога; а дорога еще говорит, что ты можешь улизнуть из деревни и умчаться прочь.
Так нет же, ты должна мечтать о жизни, как у матери, и принять все, что она тебе ни скажет. И наваливается такая тяжесть, которую можно сбросить только бéгом. Всякий раз, чувствуя ее, ты выбегала на дорогу. С самого детства. Но недавно стали жаловаться соседи, в том числе Чоу. Ты, дескать, привлекаешь к себе внимание.
Говорят так: Бегают животные. А девочки – нет.
Ты стоишь на краю поля, взгляд матери направлен на тебя. Ты берешь с земли камень и оборачиваешься. Мать качает головой. Ей не нужно произносить никаких слов, ты и так понимаешь, о чем она думает…
Ну вот опять…
Когда ты целишься камнем в окно.
Я не хочу замуж! – кричишь ты. Мать успевает закрыть ставни, и камень попадает в них. Ты кричишь громко, чтобы слышала вся деревня, потом умолкаешь. Кругом тишина.
Ты раскидываешь руки и начинаешь вертеться. Поднимаешь голову к небу. Крутишься, крутишься, пока мир, состоящий из дома, свинарника, матери, сестры, отца, полей, не сливается в унылую пустоту.
И тут ты опять слышишь голос матери.
Захочет ли кто-нибудь взять ее в жены?
Ты садишься на корточки и рвешь руками траву. Предательство болью отдается в груди. Ты встаешь, поворачиваешься лицом к полю, у тебя кружится голова. Побежав, ты спотыкаешься. Но все равно бежишь. Ты бежишь к дороге, и плевать, кто тебя видит.
2
Дарвин, наши дни
Ты просыпаешься одна в белой комнате. Все тело налито свинцом. Ты даже пошевелиться не можешь – тебя привязали к кровати. Ногами натягиваешь веревки, но они нисколько не ослабляются.
Солнечный свет пробивается по периметру занавесок, и ты понимаешь: сейчас день. Одна рука лежит поверх одеяла, вторая в петле. По плечу как будто били дубиной, спутанные волосы при дыхании поднимаются и опускаются, словно на груди улегся полудохлый зверь.
Ты догадываешься, что находишься в больнице. В палате стул, высокая тумба с железными ящиками, стол на колесиках и аппарат с мигающими огоньками – красными и зелеными. К свободной руке прикреплена канюля.
Ногти твои выкрашены в зеленый металлик, а на внутренней стороне запястья той руки, что в петле, татуировка – маленькая т. Вряд ли это религиозное, думаешь ты. Ты ведь неверующая. Ты подтягиваешь запястье поближе к глазам, но, судя по тому, как съехал хвостик буквы, татуировку делал любитель (или ты сама?); ты ничего не помнишь.