— Я прикажу парням остановиться, но только с одним условием, — его глаза засияли коварным огоньком.
— Что ты хочешь? — обреченно спросила, устало посмотрев туда, где происходила кровавая бойня. Миша уже не сопротивлялся, хрипло стоная, а ребята никак не унимались, продолжая избивать безвольный мешок.
— Поцелуй, — Калмыков невесомо подцепил мой подбородок двумя пальцами, заставляя смотреть на себя. — Один поцелуй взамен на жизнь парня. Что для тебя важнее? Твоя гордость или жизнь человека? Выбирай. Только быстрее, пока мои люди не выбили ничтожную душонку из ублюдка.
Я обреченно уставилась в почерневшие от желания глаза своего личного дьявола. Он ждал, когда я сдамся, предлагая заключить сделку. Ему не терпелось пометить меня своими ледяными устами, и он был готов пойти на любые изощрения, чтобы только сорвать с моих губ лакомый поцелуй. Сегодня у меня не было выбора. Если ставить на чаши весов чужую жизнь и мой комфорт, то конечно же я выбрала жизнь. Я была сейчас готова на что угодно, лишь бы Калмыков отозвал охрану и прекратил этот беспредел.
— Целуй, — бросила я, прикрывая глаза, чтобы хотя бы визуально не участвовать в насилии над собой.
Как по щелчку пальцев в комнате стало тихо и губы будто вуалью накрыло неожиданно мягким поцелуем с привкусом ментоловой жвачки и табака. Я ожидала, что Калмыков начнет терзать мои губы до крови, как его люди изувечили тело несчастного риелтора, но мужчина не оправдал моих страхов. Наоборот, он действовал ласково и с щемящим трепетом. Он упивался появившейся возможностью и пытался увлечь меня в мир своего кайфа, но я не поддавалась. Не повелась на игривый язык, раздвигающий мои губы, не загорелась от того, как он попытался вовлечь мой язык в свой танец. Не покрылась мурашками, когда шершавые подушечки пальцев стали гладить по бархатистой коже щеки.
Не повелась на чужеродный поцелуй, который старался приворожить меня. Это всего лишь сделка. Я позволяю себя целовать, а взамен они отпускают Мишу. Я потерплю. Справлюсь. Вычищу потом слюну этого монстра зубной щеткой и постараюсь забыть, как страшный сон. Главное не то, что сейчас со мной происходило, а то, для чего я это сделала.
— У тебя очень нежные губы, — хрипловато прошептал Калмыков, даря последний краткий поцелуй в губы. Будто клеймил сухим касанием и отстранился. — Отпустите пацана. Слово женщины — закон.
Глава 14
Ну вот я и стала Марией Калмыковой — женой одного из влиятельных бизнесменов с кровавой меткой в биографии. Против своей воли урвала билет в мир, где не нужно считать деньги и любой каприз исполнится по щелчку пальцев. Тут тебе и дорогие рестораны, кольца с бриллиантами в дцать карат и отдых в самых элитных местах. По мнению окружающих мне очень повезло и всем хотелось посмотреть на ту, кто сумела окольцевать завидного холостяка. На нашу свадебную церемонию даже просочились журналисты, желая рассказать о долгожданном событии на развороте своего издания.
Повышенное внимание напрягало. На меня смотрели с любопытством, будто в зоопарк привезли диковинную зверушку, которую раньше никто не видел. Хотя, так и было. Я она и есть, ведь никому не удавалось захомутать Калмыкова брачными узами, у меня получилось. Гости пели фальшивые оды восхищения в мой адрес и то и дело повторяли, как Ване повезло. А мне выть недуром хотелось на своих похоронах, кхм, простите — свадьбе. Устав от этого спектакля, я направилась в дамскую комнату.
Оказавшись наедине со своим отражением, грустно выдохнула. Из зеркала на меня смотрела красивая, но измученная девушка с забранными в высокую прическу волосами и в шикарном свадебном платье. Я даже не спрашивала, сколько оно стоило. Его за меня выбирал нанятый Калмыковым стилист, который сразу заметил безразличие невесты к нарядам и взял ситуацию в свои руки. В тот день я не запомнила, на чем мы остановили выбор и сегодня утром, когда принесли платье, не смогла сдержать шок. Это был самый красивый наряд, о котором я даже мечтать не могла: приталенный белый атлас с портретным вырезом и длинными рукавами. Оно идеально подчеркивало мои хрупкие плечи, выпирающие ключицы. Свободная юбка с множеством слоев добавляла невесомости. И, конечно же, изюминка подвенечного облика — экстремальный разрез до бедра. Платье превратило меня в скромницу с чертовщинкой — настоящее искушение для нетерпеливого жениха, который дождаться не мог, когда мы окажемся за закрытыми дверьми спальни. Его жажда вступала в противовес с моим ужасом перед предстоящей ночью. Близости с Калмыковым я хотела меньше всего, но отступать уже было некуда. Ради дочери приходилось смириться со своим положением.