— Рад тебя видеть, Джастина, — улыбнулся мистер Пэрри.
С мамой я часто сюда захаживала, а с отцом мы давно здесь не появлялись, проще было покупать все необходимое в новом супермаркете: фрукты, овощи, мясо.
— Не мешало бы тебя подкормить. — Мистер Пэрри, подмигнув, протянул мне ломтик любительской колбасы, совсем как в детстве; я поблагодарила и съела. — Как вы там управляетесь?
— Хорошо, спасибо, — ответила я. От колбасы осталась жирная пленка на руках и губах. Я смотрела на весы, пока мистер Пэрри отрывал от толстого рулона кусок бумаги и заворачивал шницель. Больше он ничего у меня не спросил.
Примерно в это время начались кражи, хоть вначале мы ничего не заподозрили. У Карла пропал ластик с роботом R2D2, у Линн Пэрри — полосатый шарф, который она связала сама, у Ванессы Камински — прозрачный зонтик в форме купола. Джейсон Асофуа потерял штрих-корректор, а Джейсон Моретти сказал: красть такое — просто дурость, он же у тебя высох. У меня пропал ватный шмель, которого сделала для меня медсестра из зубного кабинета, он висел в парте, в дырке для чернильницы, и покачивался на веревочке всякий раз, если поднять крышку. Когда я принесла его в класс, Эми старалась скрыть зависть, но я заметила ее взгляд, когда раскачивала шмеля, чтобы он кружился и танцевал. Впрочем, у Эми тоже был подарок из зубного кабинета — немного ртути в прозрачной игольнице, если ее встряхнуть, она то разваливалась на серебристые шарики, то вновь соединялась. Все мечтали ее заполучить, но как раз она-то и не пропала.
Когда у меня потерялся шмель, я вытащила все учебники, поискала под партой, даже в пенал заглянула — но маленький пушистик с прозрачными крыльями и чернильными точками вместо глаз исчез, как и ручка с парома, подарок от мамы. У Паулы потерялся пластмассовый смурфик-лунатик, самый редкий в коллекции смурфиков, все о таком мечтали; мы уговаривали родителей заправляться на бензоколонках “Бритиш Петролеум” — только там продавались эти фигурки. Найдется, утешали мы Паулу, а она рыдала: нет, нет, он совсем пропал, да не просто пропал — украли. Но бывает же, что вещи теряются, так? То одно неизвестно куда девается, то другое. А мы еще дети, растеряши, разве нет? А потом и у миссис Прайс кое-что пропало: средь бела дня исчезла из сумочки розовая перламутровая помада. Миссис Прайс глубоко опечалило, что один из нас вор; она-то думала, в школе Святого Михаила нам прививают совсем другие ценности. Мы все друзья — кто же крадет у друзей? Мы же одна команда — одна семья. Неужели вор рассчитывает уйти безнаказанным? Мистера Чизхолма она тревожить не хочет, но если надо, поговорит с ним. Мы слушали, опустив глаза, ведь миссис Прайс имела право подозревать любого из нас.
— Говорила же я, у нас завелся вор, — сказала Паула, упиваясь своей правотой, хоть никакая правота смурфика-лунатика не вернула бы. Ее отец все заправки в городе объездил в поисках такого же, но такие больше не продавались. Зато Паула из-за слез осталась вне подозрений — впрочем, откуда нам знать, что она не притворялась? Все мы украдкой наблюдали друг за другом, каждый приглядывал за своими вещами. Катрина Хауэлл обвинила Селену Котари — дескать, та нарочно оставила дома свои маркеры, а нам сказала, что их украли, чтобы никто ее не заподозрил, но доказательств у Катрины не было, а то, что она все свалила на Селену, само по себе подозрительно.
Однажды утром, когда мы ждали миссис Прайс, Рэчел Дженсен шепнула Джейсону Асофуа, что Эми единственная, у кого ничего не пропало.
— Да ну, неправда, — вмешалась я.
— Что неправда? — спросил Джейсон Дэйли, и Джейсон Асофуа зашептал ему на ухо. — Вот как? — отозвался Джейсон Дэйли и передал Джеки Новак.