— Где они? — спросила я.
— Что? — не понял отец.
— Где плывут, в какой они стране?
— Гм...
— А если в круизе кто-нибудь умрет? Что тогда?
— Это же “Лодка любви”, здесь не умирают.
— А в жизни?
— Капитан имеет право хоронить людей в море, — объяснил отец. — Он может заключать браки и хоронить.
— Но в море не выроешь яму, — удивилась я. Не шевельнуться, вся отяжелела.
— Все равно говорят “хоронить”.
Я знала, что Вики на самом деле намного старше; если смотреть титры в конце и вглядеться в мелкие римские цифры, то станет ясно, что в Новой Зеландии показывают давно прошедший сезон — мы отстали на годы.
Когда пассажиры поднимались на борт, отец ласково трепал меня за ухо, и мне казалось, будто в ухе шумит море.
Глава 3
Наутро мне по-прежнему было нехорошо: голова тяжелая, ноги словно увязли в болоте. Отец разрешил мне остаться дома, но я рвалась в школу, ведь миссис Прайс нам обещала сюрприз и тест, но такой, к которому заранее не подготовишься. Я прихватила свою “счастливую” ручку. Мне привезла ее мама с острова Южного, куда она ездила на пароме незадолго до того, как ей поставили диагноз. Это тебе на память, сказала она и показала крохотный кораблик в корпусе ручки, если ее наклонить, кораблик плывет по зеленым волнам пролива в открытый океан. Я эту ручку берегла, чтобы чернила подольше не кончались, но контрольные всегда писала ею. Мне казалось, она приносит удачу. Ручка-талисман.
— Как думаешь, что за сюрприз? — шепотом спросила я Эми, свою лучшую подругу, когда мы садились за парты.
— Что-то вкусное? — предположила Эми. — Опять домашняя ванильная помадка?
Помадку миссис Прайс уже приносила в класс, в самом начале учебного года. И обещала принести еще, если будем хорошо себя вести — все хорошее вознаграждается. И все в тот день сидели за партами прямо, и слушали, и кивали, и не выкрикивали с места — не ради награды, а чтобы сделать ей приятное. И в городе, и в школе Святого Михаила она появилась недавно и была моложе наших родителей и красивее наших мам, носивших широкие коричневые брюки и прозрачные дождевики. Она смотрела на нас по-особому, с любовью, будто ей не терпится услышать, что мы скажем. Положит тебе руку на плечо, как подруга, наклонится поближе и слушает. Она смеялась, когда мы хотели ее рассмешить, находила для нас добрые слова в нужную минуту. Говорила, какие мы молодцы, как нестандартно мыслим. Придешь в школу с новой стрижкой и не знаешь, к лицу ли тебе, а она встанет, подбоченясь, и скажет: “Смотрите, Дэвид Боуи!” или “Кристи Бринкли обзавидуется!” Попросит одного-двух отцов прийти в субботу починить расшатанные парты и стулья — явятся человек десять с молотками и дрелями. Говорили, что ее муж и дочь погибли в автокатастрофе, но никто не знал точно, когда и как и была ли она с ними в машине, а спрашивать не хотели. По утрам она приезжала в школу на белом “корвете” — руль не с той стороны, на американский лад, ни заднего сиденья, ни багажника — как же она возила продукты из магазина? А может, продукты ей доставляли, как героям сериалов, или она обедала во французских ресторанах, где зеркала от пола до потолка, а в них мерцают огоньки свечей? На запястьях у нее позвякивали стеклянные браслеты, а волосы были светлые, волнистые и длинная челка, как у Ребекки Де Морней в фильме “Рискованный бизнес”, который нам смотреть запрещали, потому что он совсем не для детей. На шее она носила золотое распятие с крохотной фигуркой Христа, истощенного, в терновом венце.
Подняв крышку парты, я убрала тетради. В начале учебного года я сделала для них обложки из остатков обоев: полосатые из моей спальни — для закона Божьего, математики, обществознания, природоведения; с фуксиями из столовой — для английского языка и литературы. Обои выбирала мама, в самом начале болезни, пришпиливала к стенам образцы и рассматривала в разное время суток, при разном освещении. Хочу, чтобы дом был идеальным, говорила она. Я тогда не понимала.
Проверила еще раз, лежит ли в пенале с мишками моя “счастливая” ручка.
— Что это у тебя? — спросила Мелисса Найт с соседней парты.
Я показала ей ручку, наклонила, чтобы кораблик поплыл.
— Можно?
Я нехотя протянула ей ручку.
— Осторожней, — предупредила. — Она очень ценная.