Чарльз подошел к ней и взял за руку.
— Не переживайте, мэм, — заметил Макс, — так часто бывает, верно, Энди?
— Да, мэм, — подтвердил он, — так часто бывает. Но подполковник с собой справится. И похоже, для него это много значит, как вы считаете, сэр? — обратился Энди к Чарльзу.
— Возможно, вы и правы, — задумчиво ответил Чарльз и вывел Агнес из комнаты.
— Удовлетворена? — спросил Реджинальд, когда они оказались в его спальне.
— Да, Реджи, да, — с усилием проговорила она. — Я довольна, что оказалась права. Мне с самого начала следовало прийти сюда и быть рядом. И это несправедливо, что ты запрещал мне приходить, потому что в душе ты остался прежним, несмотря ни на что.
— Нет, будь я проклят, нет!
— Реджи, Реджи, — тихо сказал Чарльз.
— А ты заткнись! — бросил он брату. — Что ты можешь знать обо всем этом? Только они, что там, внизу, способны меня понять. Они все прошли через это. Давайте прогуляемся здесь. Посмотришь, что тут и как, может быть, тогда мой вид не будет столь впечатляющим.
— Прекрати, ради Бога!
— Слушай, Чарли, я просил тебя не привозить ее сюда, разве не так? А ты что сделал?
— Она всегда приезжала со мной и сидела в комнате ожидания. Тебе не кажется, что два с половиной года достаточно большой срок, чтобы устать от бесцельного сидения и ожидания?
Реджинальд медленно повернул голову и посмотрел на Агнес. Та пробормотала что-то похожее на: «Прости». Он отвернулся и отошел к окну.
— Расскажи ей о нашем совещании.
Агнес вопросительно взглянула на мужа, и он объяснил ей, о чем шла речь на их совещании.
— Ах, нет-нет! — воскликнула она и, забыв о том, что перед ней уже не прежний Реджи, подошла к нему и повернула его к себе лицом. — Зачем ты это сделал? Это же твой дом, когда-нибудь ты в него вернешься.
— Нет, Агнес, нет, — он назвал ее полным именем, а не Эгги, и это подчеркивало бесповоротность решения. — Как сказал Чарли, у меня здесь будет своего рода должность. Я нужен здесь.
— Ты нужен дома. Ты можешь взять с собой Флинна. А прислуга в доме встретит тебя с распростертыми объятиями.
— И я стану жить за каменной стеной, как предложил Чарли, не покидая имения. Но, Агнес, подумай, что это будет за жизнь? В ней и сейчас радости мало, но здесь по крайней мере есть хоть какой-то смысл жить, и никто при встрече не отворачивается и не пугается. А еще люди здесь продолжают смеяться, и никто никого не жалеет. Самое ужасное: чувствовать, что тебя жалеют. Жалость окружающих усиливает ощущение неполноценности. Это самое страшное.
— Но, Реджи, дорогой, если бы ты вернулся, мы были бы рядом с тобой, правда, Чарльз? — Она обернулась к мужу.
— Конечно, конечно, — с готовностью откликнулся тот.
— Разве это было бы плохо? — вопрошала Агнес.
— Спасибо за заботу, но дело сделано: бумаги подписаны. Дом и все в нем — ваше. А это место станет моим пристанищем на всю оставшуюся жизнь. У меня здесь надежные и верные друзья. Пойдем, я познакомлю тебя с ними.
И она увидела его друзей: капитана Редни, капитана Фицпатрика, капитана Брайтуэйта и майора Рейнтона, и, конечно же, Флинна. Когда они покинули госпиталь и направились к усадьбе, полноправными хозяевами которой теперь стали, Агнес ощутила в душе невероятную пустоту, печаль и горечь потери…
Часть VII
1922 год
Глава 1
Шел 1922 год. В имении отмечали тридцатичетырехлетие Чарльза. День выдался ясным и необычно теплым для октября. Все радовались, что погода стоит как на заказ. Элис была счастлива, что теплый и сухой день позволяет вдоволь погулять по парку и саду. Восторгу же маленькой Бетти Элис не было границ. Во-первых, в доме все только и делали, что баловали ее, к тому же мистер Уильямс показал ей всех животных и прокатил на пони своей внучки. Ему разрешалось держать эту маленькую лошадку на одном из пастбищ.
Миссис Митчем устроила грандиозный праздник. Для Чарльза был приготовлен чудесный торт из мороженого, на котором красовалась цветная надпись: «С днем рождения, мистер Чарльз».
За праздничным столом собралось десять человек. Четверо из них впервые были гостями этого дома. Сестры Кардингс веселили компанию рассказами о своих покупателях. Четвертой была миссис Фелтон. Агнес усадила ее рядом с собой в надежде, что так мать Робби почувствует себя свободнее. Но это мало помогло, потому что обилие впечатлений почти полностью лишило Бетти Фелтон дара речи. Единственное, что она смогла выдавить из себя, так это «спасибо», все остальное время женщина только и делала, что завороженно разглядывала убранство столовой.