Доктор Феллугона повел гостей в тот угол сада, где было воздвигнуто сооружение, напоминающее гигантский вольер. Поверх мощного стального каркаса была натянута тонкая сетка, какую натягивают обыкновенно от комаров. Феллугона отпер дверь, и все трое ступили внутрь.
— Вот, мистер Флокс, — сказал Феллугона, словно стараясь сдержать рыдания. — Самое одинокое дерево на всем белом свете!
Дерево омбу выглядело весьма необычно. У него был могучий ствол футов десяти в вышину и около восьми в обхвате. От ствола отходили массивные разветвленные корни, похожие на когти какого-нибудь мифологического животного. Кора состояла из зеленых и серебряных слоев и была усеяна дырами и трещинами, словно гигантский кусок пемзы. С толстых переплетающихся коротких ветвей, на удивление одинаковой длины, как будто их кто-то нарочно подстриг, свисали небольшие лоснящиеся зеленые листья, по форме напоминающие наконечники стрел. Питер решил, что это дерево сходно с огромным зеленым пляжным зонтиком на толстенной ножке.
— Красота, не правда ли? — почтительным шепотом спросил Феллугона.
— Согласен, — сказал Питер, хотя в душе сознавал, что при взгляде на это дерево слово «красота» едва ли приходит в голову первым. Да, его нельзя было назвать «красивым» в общепринятом смысле. Зато под его шершавою корой почти физически ощущалось биение живого сердца, как у зверя или птицы. Юноша шагнул вперед и ласково провел ладонями по растрескавшейся и изрытой оспинами коре, теплой и грубоватой, будто шкура слона.
— Оно обожает, когда его гладят, чешут и делают ему массаж, — сказал Феллугона. — Кляну себя, что не имею возможности уделять ему столько времени, сколько оно заслуживает. Столько других забот по саду! Вот и приходится мне ограничиваться тремя-четырьмя визитами в день. Сознаю, что оно недополучает от меня интеллектуального стимула: эх, если б я мог приходить к нему чаще и обмениваться с ним мыслями!
— А почему вы держите его в этой клетке? — спросил Питер.
— От насекомых. — Эту фразу Феллугона произнес таким тоном, будто исторг проклятие, отчего его очки заблестели еще сильнее. — А то от них житья нет, — сказал он и поднял пухлый указательный палец. — Да, житья от них нет, дорогой мистер Флокс. Стоит только чуточку приоткрыть дверь, хоть на дюйм, хоть вот на такусенькую щелочку, как они тут же норовят ворваться внутрь и сожрать все на свете! Хуже Чингисхана, хуже гуннов, хуже варваров! А что поделаешь? Как только была открыта польза бабочки амела для экономики, сразу последовал запрет на применение любых инсектицидов и руки у нас оказались связанными. Приходится щадить любую букашку-таракашку, любую козявку, ползает она или летает.
Он сделал паузу, снял свои фантастические очки и тщательно протер их. Оставшись без линз, его глаза уменьшились до размера кротовых, но как только очки заняли свое место, глаза восстановили свой прежний размер.
— Так вот почему, мистер Флокс, мы вынуждены были построить это жилище для нашей Стеллы, — сказал он, помахав своей пухлой рукой. — Давайте не будем называть это клеткой — ведь клетка непременно ассоциируется с неволей. Стелла предпочитает, чтобы мы называли ее жилище будуаром.
— Понятно, — тяжело выговорил Питер, стараясь не смотреть в глаза Одри.
— Последняя из своего рода, — сказал Феллугона, — последняя из своего рода… Когда она уйдет, — Феллугоне не хотелось говорить «умрет», — весь ботанический мир станет беднее… Потеря будет неизмерима…
— Да, да, — сказал Питер. — Почитаю за большую честь, доктор Феллугона, что мне разрешили повидать Стеллу. Это для меня действительно огромная честь.
— Как мило с вашей стороны, как мило, — сияя, сказал Феллугона. — Я уверен, что вы своим приходом доставили массу радости Стелле. Понимаете ли вы, дорогой мистер Флокс, как важны для нашей Стеллы встречи с новыми людьми? Боюсь, ей уже порядком поднадоели постоянные посетители, одни и те же лица. Приходите снова! Это ваш долг, ей-богу!
Не переставая рассказывать, сколь важное терапевтическое значение для здоровья и благополучия Стеллы имеют встречи с новыми людьми, доктор Феллугона проводил Питера и Одри до машины. Встав на цыпочки, он помахал им рукой, а его фантастические очки еще ярче заблестели на солнце. Как только машина отъехала, Питер развалился в кресле и закрыл глаза.