Выбрать главу

Его проводили в королевскую столовую, которую Кинги иногда использовал как конференц-зал. Это был милый зал, выкрашенный кремовой и салатовой краской, с бронзового цвета ковром и лепниной на потолке. Вся компания собралась на одном краю гигантского обеденного стола, во главе которого восседал Кинги в бледно-желтом халате; взгляд его, как всегда, выражал решимость и уверенность в себе. Справа от него ссутулился Ганнибал и, полузакрыв глаза, курил сигару. Слева, будто застыв, сидел сэр Осберт. Его монокль был настолько прочно ввинчен в глазницу, будто составлял неотъемлемую часть тела. За ним сидел лорд Хаммер — дородный, мясистый, с черными как сажа волосами и розовым, как у младенца, лицом. Только острые фиолетовые глаза, похожие на лисьи, разрушали впечатление невинности. Его крупные короткие руки постоянно чертили золотым карандашом в роскошном блокноте какие-то невообразимые конструкции. Прибавьте к этому дорогую зажигалку, золотой портсигар и роскошный футляр от очков — и портрет готов. Когда Питер влетел в зал, все обернулись к нему.

— А, это вы, Питер, — сияя, сказал король. — С добрым утром! Наконец-то вы здесь… Ну, все в порядке, можем начинать.

— С добрым утром, Кинги, — сказал Питер, занимая место по соседству с Ганнибалом. — Простите за опоздание, но я забегался, размещая последнюю партию вновь прибывших.

— Понятно, — хмуро сказал Кинги. — И с ними — доблестный сэр Ланселот? Я не сомневался, что рано или поздно он даст о себе знать.

При упоминании этого имени лорд Хаммер чуть не выронил свой карандаш, а сэр Осберт изобразил на лице удивление.

— Сэр Ланселот? — выпалил он, еще крепче ввинчивая свой монокль в глазницу и глядя на Кинги так, как смотрит на монарха простой зевака, случайно оказавшийся на параде. — Тот самый сэр Ланселот Хейверли-Эггер? Так этот разбойник тоже здесь?!

— Как, вы знаете сэра Ланселота? — спросил Кинги.

— Знаю ли я сэра Ланселота? Не то слово! — с чувством произнес сэр Осберт. — До того осатанел, что и слышать о нем не хочется! Он из этих сумасшедших любителей животных. Чуть что, сразу лезет и затевает склоку! Нельзя копнуть лопатой землю, чтобы он тут же не появился с кучей таких же, как он, чокнутых и не устроил скандала: мол, здесь нельзя строить, потому что это, видите ли, угрожает какому-нибудь редкому горностаю или ласке. Или, мол, нельзя осушать это болото, потому что здесь водится какая-то уникальная гадюка или жаба! Понимаете теперь, какая угроза от него исходит? Он же просто враг прогресса!

— Боюсь, что он прибыл на Зенкали именно с этой целью, — сказал Кинги. — Было бы наивно думать, что он с одобрением отнесется к строительству плотины и аэродрома, тем более теперь, когда мы заново обрели птицу-пересмешника.

— Мы и без того попали в смешную ситуацию, — сердито рявкнул сэр Осберт, — а тут еще этот Хейверли-Эггер!

Лорд Хаммер глубоко вздохнул.

— Итак, приступим к обсуждению вопроса о строительстве аэродрома, ваше величество? — спросил он неожиданно жалобным и вкрадчивым, как у ребенка, голосом.

— Вопроса этого мы, конечно, коснемся, — ласково сказал Кинги, — но простите мою дерзость, лорд Хаммер, не кажется ли вам, что ваше появление на Зенкали несколько преждевременно? Во-первых, неизвестно, будет ли строительство вообще иметь место. Но даже если и будет, о торгах на право проведения этих работ мы объявим особо.

В зале на мгновение воцарилась тишина. Сэр Осберт заерзал в кресле. Лорд Хаммер придвинул к себе толстыми ручками все свои причиндалы.

— Хотя я полностью доверяю моим людям, — сказал он, — но когда речь идет о столь крупных и масштабных работах, я предпочитаю осмотреть все сам, прежде чем участвовать в торгах, — закончил он и ласково улыбнулся, словно дитя с лисьими глазами.

— Понимаю, — сказал Кинги.

— Весьма похвально, — отрезал Ганнибал.

— Что ж, — сказал сэр Осберт, — полагаю, время приступать к сути дела. Нельзя задерживаться с ответом по поводу столь значительной проблемы, тем более что правительство Ее Величества ждет. Мой вам совет — стройте плотину и затопляйте долины. Чем скорее вы сделаете это, тем быстрее весь мир забудет об этой дурацкой птице.