— А известно ли вам, что, глумясь над столь любимым американцами льдом и над швейцарскими часами, вы подрываете корни двух великих культур и грозите потрясением основ двум великим державам? — торжественно изрек Ганнибал.
— Так или иначе, — с улыбкой сказал Питер, — позвольте рассказать про этого проходимца Лужу. Это куда существеннее.
— Как — Лужа? — изумился Ганнибал. — А ему-то что от тебя надо?
Питер поведал о визите Лужи и о том, чем он закончился. Ганнибал присвистнул.
— Следует думать, он здорово потрепал себе нервы, когда пытался подкупить вас с Одри, — сказал он. — Было бы наивно думать, что это так просто… А вдруг противник прибегнет к давлению?
— Кто, например? — спросил Питер.
— Ну, хотя бы твой дядюшка Осберт. Мне никогда не нравился его союз с Хаммером — более прочный, чем связь сиамских близнецов, — а как только я узнал, что Лужа знаком с вашим дядюшкой, я почувствовал, как здорово запахло жареным.
— Вы хотите сказать, что мой дядюшка будет стоять за сделку насмерть? — недоверчиво спросил Питер. — По-вашему, он тоже сорвет на этом куш?
— Тут происходят и более странные вещи, — заметил Ганнибал. — Вся беда в том, что у нас нет доказательств… Во всяком случае, таких, которые могли бы быть приняты к сведению в суде.
— А как, по-вашему, можно их получить? — взволнованно спросил Питер. — И если удастся, то можно ли будет наконец похоронить идею строительства аэропорта раз и навсегда?
— Не уверен, хотя это, несомненно, позволило бы нам перевести дух, — сказал Ганнибал. — Но я не представляю, каким путем мы можем их раздобыть. Разве только эта отвратительная троица явится сюда и вручит нам покаянное письмо с подписями. Во всяком случае, в данный момент мы бессильны что-либо предпринять. Поедемте-ка лучше на заседание особого совещания и посмотрим, как там пойдет дело.
Особое совещание включало в себя всех значительных и малозначительных вождей племен гинка и фангуасов, по двадцать с каждой стороны; при равенстве голосов решающий голос оставался за Кинги. Собравшиеся, одетые в пестрые халаты, сгрудились вокруг длинного, до блеска отполированного стола. В своем королевском одеянии пурпурного цвета с золотым шитьем у ворота и на манжетах Кинги выглядел особенно величественным. На общем фоне резко выделялся один только Лужа в неизменном безупречном костюме и с галстуком регбиста. Когда Ганнибал и Питер заняли положенные места, Кинги обратился к собравшимся с речью.
— Я начну вот с чего, — сказал он своим богатым раскатистым голосом, который прямо-таки создан был для риторики. — Наше особое совещание должно уяснить одну простую вещь. Мы не имеем права лишать фангуасов их вновь обретенного божества — это было бы равносильно лишению племени гинка их божества, которое всегда оставалось при них. Стоящая перед нами проблема заключается в следующем: если мы дадим ход нашим планам затопления долин — а на заседании парламента уже достигнута договоренность о продолжении работ по подготовке строительства аэродрома, — под воду уйдут и птицы-пересмешники, и деревья омбу. Таким образом, мы сегодня должны решить, как построить аэродром без нанесения ущерба религиозным чувствам фангуасов. Поэтому сейчас я подойду к каждому и попрошу его высказать свое мнение в индивидуальном порядке. После этого может быть открыта общая дискуссия.
Кинги медленно обходил стол и спрашивал, у кого какие идеи. Кто-то высказывался кратко и определенно, а иные, не имея никаких конкретных предложений, тем не менее не прочь были почесать языками и бубнили что Бог на душу положит. Ганнибал слегка пофыркивал от нетерпения и в какой-то момент послал Питеру записку: «Похоже на то, что все они „за“. Но я снабдил Кинги рядом аргументов „против“, и есть надежда, что они сработают. Напомни мне, что я хотел встретиться с этим идиотом Друмом».
Наконец, посте двух часов сотрясения воздуха, когда участники вскакивали с мест, стучали кулаками по столу и пытались перекричать друг друга в самой демократичной манере, Кинги поднял руку, прося тишины.
— Всем вам была дана возможность высказаться, и все вы внесли предложения, которые застенографированы, — изрек он, по-отечески обводя глазами стол. — Позвольте мне поблагодарить вас за столь серьезный подход к проблеме и выдвижение столь деловых и разумных предложений.
Он сделал паузу, надел очки и взглянул на листок бумаги, который держал в руке. Затем снял очки и ласково взглянул на членов особого совещания.
— Тем не менее, сколь бы умными и полезными ни были ваши предложения, ни одно из них не может быть расценено как реальное решение проблемы. Поэтому, если позволите, я выдвину свое собственное — полагаю, оно послужит делу.