— О, милый Бертрам, — сказал Кинги, просветлев лицом. — Он был моим замечательным однокашником в Итоне! Не знаю почему, но мы все его звали «Бертрам-тара-рам»!
Не было похоже, чтобы сэра Ланселота это как-то тронуло. Он крепче сжал в руке стакан и оглянулся.
— Я очень рад, что нам удалось найти столь блестящее решение этой проблемы, — сказал он.
— Нам здесь, на Зенкали, — сказал Кинги, — обычно худо-бедно удавалось вести дела на благо острова. Корю себя за то, что недооценивал вас, видя в вас лишь разумного и сочувствующего мне человека.
— Спасибо, спасибо, — сказал сэр Ланселот, сияя от удовольствия. — Я так рад слышать это, ваше величество! Мы, ревнители охраны природы, всегда во все суемся, всегда вставляем палки в колеса, и нам ой как трудно убеждать людей, что все это для их же блага. Люди думают, что мы помешались на любви к животным, ставя их выше интересов человека.
— Согласен, — сказал Кинги. — По-моему, все, что здесь произошло, лишний раз подчеркивает сказанное вами. Без понимания биологической архитектоники нашего острова мы могли бы в одночасье погубить и его экономику, и самих себя.
— Именно так, — сказал сэр Ланселот. — Истории, подобные той, что имела место в нашем микрокосме, происходят повсюду в мире, и, как правило, последствия их бывают более прискорбными.
— Хорошо, что мы здесь, на Зенкали, обладаем достаточной властью для принятия решений, — сказал Кинги. — Я всегда чувствовал, что во многих странах мира власть слишком распылена, чтобы быть эффективной. Демократия по-своему хороша, но подчас при помощи диктатуры — в мягкой, разумеется, форме — можно добиться большего.
— Положимте, что так, — с сомнением сказал сэр Ланселот.
— А вот и счастливая парочка, благодаря которой заварилась вся эта каша, — сказал Кинги и обхватил своими могучими руками Питера и Одри за плечи. — Милая Одри, — сказал он. — Вы сегодня выглядите счастливой как никогда! Не потому ли, что вы решили взять себе в мужья честного малого в лице Питера Флокса?
— О да, — сказала улыбающаяся Одри. — Я решила: в чем он нуждается больше всего, так это в сварливой жене.
— Ему следовало бы почитать за счастье, что на него будет ворчать такая красавица, как вы, — сказал Кинги. — И я открою вам секрет: наш благодарный остров подарит вам на свадьбу плантацию деревьев амела.
— О, Кинги, — сказала Одри. — Вы так щедры!
— Скорее предусмотрителен, — сказал Кинги. — Я надеюсь, что благодаря этому Зенкали станет вашим родным домом навсегда.
— Не сочтете ли вы «оскорблением величества», если я поцелую вас? — спросила Одри.
— Сочту, если откажетесь, — твердо сказал Кинги.
— Ну, Питер, пошли, сообщим обо всем папочке, — сказала Одри.
— Заодно передайте, что если он еще раз тиснет обо мне какую-нибудь гадость, то я выкину его за шкирку с острова. «КОРОЛЬ УКУШЕН БОГОМ». Какой подрыв репутации монарха, а!
…Под гигантской бугенвиллеей, где била ключом жизнь насекомых, плавно покачивался королевский гамак, в котором восседали Ганнибал и Джу. Под гамаком, скрестив ноги по-турецки, сидел папаша Дэмиэн.
— Ну, уважаемый и обожаемый предок, у меня для тебя новость! — сказала Одри. — Наш высокочтимый король подарил нам с Питером плантацию амела!
— Как — плантацию амела? — спросил Симон. — Чтобы моя родная дщерь позорила отцовские седины, живя во грехе у него под боком на плантации амела?
— Боже, да что ты несешь! — сказала Одри. — Разве я собираюсь жить во грехе?!
— Не хочешь ли ты сказать, о моя дражайшая дщерь, что ты по глупости решила повести сего неоперившегося отрока к церковному алтарю? Смилуйся, о Матерь Божия, это еще хуже, чем жить во грехе!
— Ну, ничего, немножечко греха тоже не помешает, — сказала практичная Джу. — В конце концов, грехи — это мой хлеб, без них я осталась бы без работы! Но, я надеюсь, у вас все серьезно? Могу я вас обвенчать?
— А где же еще им завязать брачные узы, как не здесь? — сказал Ганнибал. — О Господи! Я теряю не только ту единственную девушку, которую искренне любил, но и добрую помощницу. А я ведь так рассчитывал на тебя еще на девяносто ближайших лет!
— На все воля Божья, — сказал Питер.
— Что ж, — произнес Ганнибал, — теперь, когда всю эту заваренную вами кашу удалось расхлебать, я отниму у Питера еще немножечко времени — если, конечно, эта паршивка хоть ненадолго оставит его в покое… Питер, у меня к тебе будет вот какое задание: я задумал выпуск нового, исправленного издания своей книги.