— Мадам Кло, мсье Кло, Хуан, позвольте мне произнести тост. За Эсмеральду, лучшую в мире свинью, образец для всех остальных свиней.
— О, спасибо, мсье, спасибо! — воскликнул мсье Кло дрожащим голосом, со слезами на глазах.
Мы сели за стол ровно в двенадцать часов, ибо, как хорошо известно во французских медицинских кругах, если ленч начнется после полудня, это может роковым образом отразиться на здоровье граждан Франции. Кулинарные щедроты мадам Кло были столь велики и разнообразны, что, уплетая сливовое суфле со сливками, за которым последовал восхитительный кантальский сыр, я нисколько не удивился, когда, посмотрев на часы, обнаружил, что уже четыре. Отказавшись от кофе и коньяка, сказал, что должен уехать, и добавил, что за всю жизнь не припомню такой трапезы. Мне было позволено запечатлеть три поцелуя на алых щечках мадам Кло (за Господа Бога, за Деву Марию и за Иисуса Христа, как мне кто-то объяснял), после чего я испытал сокрушительное рукопожатие Хуана и был окутан бородой мсье Кло. Напоследок хозяин взял с меня обещание вновь посетить эту деревню, чтобы воздать должное блюдам мадам Кло, когда я в следующий раз приеду во Францию.
Год спустя, направляясь на юг Франции, я на подъезде к Перигору вспомнил с легким чувством вины о своем обещании навестить мсье Кло с его Эсмеральдой. Взяв курс на Пти-Монбазияк-сюр-Рюссо, довольно скоро прибыл на место и остановился перед гостиницей «Три голубя». При виде меня Жан страшно обрадовался.
— Мсье Даррелл! — воскликнул он. — Мы уже думали, вы совсем забыли нас. Как я счастлив снова вас видеть!
— У вас найдется комната дня на два?
— Конечно, мсье. Лучшая в доме — ваша.
Он проводил меня в маленький уютный номер, где я переоделся, после чего спустился в бар выпить стаканчик анисовки.
— Ну, расскажите, как идут дела у вас и моих здешних друзей? — спросил я. — Как поживают мадам и мсье Кло, как поживает Эсмеральда?
Жан вздрогнул и уставился на меня вытаращенными глазами:
— Мсье не слышал?
— Не слышал? Что? Я только что приехал.
Для всякого жителя глухой деревушки местные новости так важны, что они не представляют себе, как это вы можете быть не в курсе.
— Но это ужасно, ужасно, — произнес Жан с наслаждением человека, сообщающего дурные новости. — Мсье Кло — в тюрьме.
— В тюрьме? — опешил я. — Почему, что он сделал?
— Он дрался на дуэли.
— Мсье Кло дрался на дуэли? Не может быть! С кем?
— С Хуаном, — сообщил Жан.
— Но почему?
— Потому что Хуан бежал вместе с мадам Кло.
— Невероятно, — вымолвил я, а сам подумал, что не так уж это невероятно, учитывая, что Хуан — симпатичный молодой человек, а мсье Кло было далеко за шестьдесят.
— Но это еще не самое худшее, — добавил Жан заговорщическим шепотом.
— Не самое худшее?
— Вот именно.
— Бежать с женой другого человека — что может быть хуже? — поинтересовался я.
— Через неделю после того, как они исчезли, Хуан появился снова и похитил Эсмеральду.
— Не может быть! — воскликнул я.
— Да-да, мсье. Он ведь испанец, этот Хуан, — сказал Жан, как будто этим все объяснялось.
— И что же было дальше?
— Мсье Кло, как и подобало человеку храброму и благородному, настиг их и вызвал Хуана на дуэль. Хуан родом из Толедо — естественно, он выбрал рапиры. Откуда ему было знать, что мсье Кло в молодости был первым фехтовальщиком в нашей области. Не прошло и десяти секунд, как он пронзил рапирой грудь Хуана возле самого сердца. Несколько дней жизнь Хуана висела на волоске, но теперь он идет на поправку.
— И когда же все это случилось?
— На прошлой неделе, и теперь мсье Кло ждет суда в тюрьме в Сен-Жюстине.
— Бедняга, я должен навестить его.
— Он будет счастлив увидеть вас, мсье, — отозвался Жан.
И на другой день я поехал в тюрьму, захватив единственный подходящий подарок для француза, заточенного в кутузку за попытку совершить убийство, — бутылку виски «Джи энд Би».
Узник сидел в камере на железных нарах, читая какую-то книгу. Это был, увы, не тот элегантный мсье Кло, с кем я познакомился год назад. Тюремного покроя рубаха без воротника, потертые хлопчатобумажные штаны, на ногах шлепанцы. Ни галстука, ни брючного ремня, чтобы заключенный не вздумал повеситься, окажись он из тех, что способны на самоубийство. Однако шевелюра была в полном порядке, великолепная борода аккуратно расчесана и приглажена. Держащие книгу тонкие пальцы абсолютно чисты, ногти наманикюрены.