Я взглянул на часы.
– Боже, уже четыре часа! Мы вылетаем в шесть.
– Тогда я должен поторопиться домой, чтобы упаковаться, – Тимоти поставил стакан на стол, потом повернулся ко мне. – Одно небольшое препятствие, доктор. Истек срок моего разрешения на передвижения, а нам придется пересекать границу Ботсваны.
– Черт возьми, – сказал я, глубоко разочарованный. – Тебе придется продлить документы и лететь со мной в следующий раз.
– Как хотите, доктор, – с готовностью согласился он. – Конечно, на это потребуется две или три недели, и к тому времени я все забуду.
– Да, – кивнул я, испытывая искушение. Обычно я законопослушный гражданин, но теперь мне показлось, что не будет особого вреда от нарушения закона. Тимоти мог привести меня на кладбище древних, а это стоило риска.
– Рискнешь, Тимоти? – спросил я. Формальности, сопровождавшие прилет и отлет самолетов Стервесантов, были сведены к минимуму. Они прилетали и улетали ежедневно, и требовался только телефонный звонок в администрацию аэропорта, чтобы получить разрешение. Имя Стервесантов имело большой вес, поэтому прилетающих и отлетающих никогда не пересчитывали. А в Лунном городе мы имели особый статус, полученный Лореном у правительства Ботсваны, и потому были избавлены от всякой волокиты.
Я мог вывезти Тимоти на три дня, и никто этого не заметит, и никакого вреда не будет. Роджер ван Девентер поверит мне на слово, что Лорен разрешил полет. Я не видел никаких проблем.
– Хорошо, доктор, если вы считает, что опасности нет, – Тимоти согласился с моим предложением.
– Будь у ангара Стервесантов до шести. – Я сел и написал записку. – Если тебя остановят у ворот аэропорта, покажи записку. Это разрешение тебе появиться в ангаре Стервесантов. Оставь машину у помещения контроля и жди меня в нем.
Мы быстро договорились об остальном, и, глядя из окна спальни на отъезжающий со стоянки Института старый синий шевроле Тимоти, я испытывал одновременно подъем и какое-то опасение. Подумал, каково наказание за помощь в нелегальном вылете, потом отбросил эту мысль и стал готовить себе кофе.
Шевроле Тимоти в одиночестве стояло на стоянке, когда мы с Роджером ван Девентером подъехали на мерседесе. Мы направились в ангар. Большие раздвижные ворота были раскрыты, и наземная команда готовила Дакоту к взлету. Сквозь стеклянные двери помещения контроля я видел сидящего Тимоти. Он взглянул на меня и улыбнулся.
– Я получу разрешение, Роджер, – предложил я спокойно. – А вы начинайте разогревать двигатель.
– Хорошо, доктор. – Он протянул мне полетные документы. Мы делали это и раньше, и я был знаком с процедурой. Роджер поднялся через дверь во фюзеляже, а я быстро направился в кабинет.
– Доброе утро, Тимоти, – я взглянул на него и ощутил какое-то беспокойство. Он кутался в свою синюю ветровку, лоб у него был в морщинах. Кожа посерела а губы стали бледными пурпурно-голубоватыми. – Как ты?
– Рука немного болит, доктор. – Он распахнул куртку. Рука висела на перевязи, она была заново перебинтована. – Но все будет в порядке. Я об этом позаботился.
– Выдержишь полет?
– Все будет в порядке, доктор.
– Ты уверен?
– Да, уверен.
– Хорошо. – Я сел за стол и взял трубку. Мне ответили после первого же гудка.
– Полиция аэропорта!
– Говорит доктор Кейзин, из ангара Стервесантов, Африка.
– Доброе утро, доктор. Как вам сегодня?
– Спасибо, хорошо. Мне нужно разрешение на полет в Ботсвану, самолет ZА-СЕЕ.
– Минутку, доктор. Позвольте взглянуть. Кто на борту?
– Один пассажир, я сам. Пилот Роджер ван Девентер, как обычно.
Я диктовал, а констебль на том конце записывал. Наконец он сказал: "Все в порядке, доктор. Счастливого полета. Я передал разрешение на вылет в диспетчерскую".
Я повесил трубку и улыбнулся Тимоти.
– Все в порядке. – Я встал. – Пошли. – И вышел из кабинета. Двигатели Дакоты уже работали. Трое негров из наземной команды неожиданно покинули свои места и быстро направились ко мне.
– Доктор! – послышался сзади голос Тимоти, и я повернулся к нему. Мне потребовалось четыре-пять секунд, чтобы осознать, что в руке у него короткоствольный китайский пистолет-пулемет и ствол нацелен мне в живот. Я уставился на него.
– Простите, доктор, – негромко сказал он, – но это необходимо.
Негры из наземной команды схватили меня за руки.
– Поверьте, доктор, я не задумываясь убью вас, если вы не станете повиноваться. – Он повысил голос, не отводя от меня взгляда. – Пошли, – сказал он на венда.
Еще пятеро негров появились в двери ангара. Я сразу узнал двоих банту, помощников Тимоти в Институте, и одну из девушек. Все были вооружены этими неуклюжими смертоносными пистолетами-пулеметами; они поддерживали тяжело раненого незнакомца. Ноги его волочились по земле, а пропитанные кровью повязки покрывали грудь и шею.
– Уведите его в самолет, – резко приказал Тимоти.
Все это время я стоял молча, парализованный неожиданностью, и группа с раненым прошла между моими похитителями и боковой стеной. Они перекрывали друг другу линию огня, Вся группа была выведена из равновесия, и в этот момент способность соображать вернулась ко мне. Я напружинил ноги, слегка наклонился и дернул. Люди, державшие меня за руки, полетели вперед, как дротики, с боков ударились о Тимоти и свалили на землю, упав на него.
– Роджер! – закричал я. – Радио! Вызови помощь! – Я надеялся, что мой голос перекроет шум двигателя. Третий из наземной команды прыгнул мне на спину, сдавил сзади горло. Я протянул руку назад, схватил его за запястье и локоть и повернул. С треском его рука сломалась, он закричал по-женски.
– Не стрелять! – крикнул Тимоти. – Никакого шума.
– Помогите! – закричал я, двигатели заглушили мой крик. Раненого бросили и кинулись на меня. Я нагнулся, предводителя лягнул в пах. Он согнулся, и я ударил его коленом в лицо. С хрустом сломался хрящ носа.
Тимоти и наземный экипаж встали.
– Не стрелять! – голос Тимоти звучал напряженно. – Никакого шума. – Я бросился на него. Как рассерженный леопард, всей душой возненавидев его за предательство, стремясь увидеть, как брызнет его кровь, как кости сломаются в моих руках.
Одна из девушек ударила меня по голове стальной рукояткой пистолета. Я почувствовал, как острый край врезается в мой череп, это нарушило мое равновесие. Один из наземной команды схватил меня, я его прижал к себе изо всех сил. Он закричал, и я почувствовал, как ломаются его ребра.
Меня снова ударили по голове, рукоять врезалась в кость. Теплая кровь полилась на лицо, ослепляя меня. Руки мои солабли, я выпустил человека, которого сжимал, и повернулся, чтобы отразить нападение остальных. Я был ослеплен собственной кровью, оглушен своим же ревом, они столпились вокруг меня, ударили снова, я молотил руками, пытался нащупать их. На мою голову и плечи посыпались удары. Колени у меня подогнулись, и я упал. Но не потерял сознания, меня удерживали горячие волны гнева. Меня начали бить ногами, ударять ботинками по груди и животу. Я согнулся, ослепленный, собрался в комок на холодном скользком бетоне, пытаясь укрыться от ударов.
– Хватит, оставьте его, – голос Тимоти. – Втащите его в самолет.
– Моя рука. Я его убью! – в писклявом голосе слышалась боль.
– Прекратить! – снова Тимоти, и звук удара ладонью по лицу. – Нам нужны заложники. Втащите его в самолет.
Множество рук потащило меня по бетону. Потом подняли и тяжело бросили на металлический пол фюзеляжа. Дверь захлопнулась, приглушив звук двигателя.
– Пусть пилот взлетает, – приказал Тимоти. – Доктора отведите к радио.
Меня потащили по проходу. Стерев кровь с глаз, я увидел у стен фюзеляжа лежащих белого инженера и черных рабочих наземной команды. Все они были связаны, у всех во рту кляп. Они были без форменной одежды: бандиты сняли ее с них и использовали для маскировки.
Грубые руки посадили меня в кресло радиорубки, меня привязали к креслу так прочно, что веревки врезались в тело. Лицо у меня распухло и онемело, а во рту чувствовался металлический привкус крови.