Лежал и смотрел ей в глаза.
- Отпустите его... - вторила Инга и, не в силах больше разрывать сердце, увела взгляд. - Вы просто ничего не знаете! Он потрясающий, он очень хороший, он совершенно безобидный. Он ничего не скрывает, я вам клянусь! Если Иону что-то становится известно, он первым делом говорит об этом мне. Ну я же лучше знаю!
Инга хотела потерять сознание, чтобы не видеть, как он страдает.
За что?! За что ему все эти мучения?! За тонкую, чуткую душу? За доброе и трепетно любящее сердце? Что он сделал такого, за что сейчас так бесчеловечно расплачивается?!
Ион... бедненький... Держись, Ион...
- Иди со мной, - пренебрежительно приказал Небесный. - И лучше не ерепенься, а то сам знаешь, что будет. Гут?
Ион вздрогнул. С прежней мольбой взглянул на майора и несмело пробормотал:
- Я... я... Я пойду. Я правда пойду. Только... Только не трогайте Ингу, сэр. Не обижайте ее... пожалуйста. Отпустите мою Ингу. А я пойду. Обещаю.
- Ты не слышал?! Поднимайся!
Инга немела в невыразимом ужасе за ее маленького Иона. Немела в припадке неистового страха. Перестала чувствовать и себя, и пространство, и реальность, а душу все так же прожигал изуродованный ртутью взгляд.
Он въелся в самое сердце ядовитой желчью. Он проник в грудь прожигающей чувства отравой. Он влился в вены и вместе с кровью растекался по организму. Он сбивал дыхание и слепил глаза. Он вырывался из глотки животным воплем. Он бил - безудержно, жестоко и больно.
Нещадно.
Коварно.
И дико.
И его наконец увели. Куда - Инга не знала, ведь ее хищными змеями опутали руки ее же коллег. Но он шел беспрепятственно и покорно, а когда Инга снова поневоле поймала его взгляд, закричала шепотом...
Ведь он шел только ради нее.
Она видела это. Читала по его глазам. Ощущала по дыханию. Видела по дрожащим ладоням.
Он шел, чтобы никто не посмел тронуть его мисс.
***
Вдох.
Выдох.
Вдох.
Вдох.
Вдох...
А где выдох? Он забыл, как дышать?
Наверное. Наверное, это странно. Наверное, на него так действует оглушительный топот мух по столу. В ушах звенит. В ушах звенит от их хихиканья. Эти мухи хихикают над ним?! Твари! Его приковали к койке и периодически мучают ультразвуком, а мухи хихикают!
Его приковали к койке. И периодически мучают ультразвуком. Они ждут, когда же запас жидкости в организме иссякнет, и Ион отключится. Они - надо бы им похлопать, жаль, руки и ноги сцеплены кандалами - изъяли из его груди датчик, показывающий, через какое время он отключится. И поняли, скотины, что от ультразвука энергии расходуется впятеро больше, и теперь включали прибор каждые десять минут.
Датчик забрал Небесный и спрятал - как оригинально - в потаенной карман на груди. Он же был в комнате и контролировал Иона. Один. Это потом, когда Ион отключится, придут другие. А пока майор был только один и ждал смерти.
Больше всего Иону польстил услышанный разговор перед тем, как пытка вступила в силу.
- Я за ним пригляжу, - уверял Небесный. - Вы, дебилы, не сможете. Интеллект робота в разы превышает человеческий, а перед смертью он вообще превратится в крысу на тонущем корабле. Будет изворачиваться, хитрить, грубить, давить на жалость, льстить, искать любую прореху или лазейку, в то время как цель у него будет только одна: побег. Побег и ничего, кроме побега.
Иван Александрович... Иван Александрович, вы - нелюдь! Зачем только вы создали это адское устройство воздействия на мозг робота?! Зачем вы допустили, чтобы кто-то так измывался над вашим любимым творением?!
Он снова включил.
Демон.
Демон.
Демон за окном.
Откуда в лаборатории окно?
Но это же научный институт.
Это не звуки. Из прибора изрыгались совсем не звуки, а черви. Они вползали в его уши, ввинчивались в мозг и ползали там по искусственным склизким полушариям. Его глаза, казалось, вылетели из орбит и поплыли по комнате, оценивая ее взглядом сверху.
У Иона уже не было сил на судороги. Он больше не мог кричать. Провода вздулись, как вздуваются вены, некоторые от перенапряжения полопались. Он выгибался, насколько позволяли кандалы, он тихо выл остатками голоса, он мотал головой, глядя то вправо, то влево. Глаза слиплись от бесконечной серой жидкости, приходилось разрывать ресницы, разрывать веки, чтобы видеть мир.
Он заглатывал воздух и понимал, что даже с воздухом он втягивает в себя этих мерзких опарышей. Они ползают, ползают всюду - заползают в ноздри, в глаза, в уши и в рот, они заползают даже под кожу, выгрызая себе пути через...
А откуда у него кожа?
Но разве это важно? Важно только, что скоро червей в его теле станет настолько много, что они разорвут его на части.