И вот сейчас она мучительно скорчилась над раковиной и соскребала с себя его прикосновения и его мерзкий запах.
Уперлась руками в края раковины. Закрыла глаза. Попыталась успокоиться. Медленно вдохнула и выдохнула.
Вдохнула. Выдохнула.
Вдохнула...
- Не стоит вам этого делать, мисс.
Она даже уже не удивилась.
Просто собрала все негативные эмоции и дала им прорваться.
- Опять ты! Ты везде! Ты всюду! Ты следишь за мной! Ходишь по пятам, как маньяк! Оставь! Меня! В покое!
Ингу выводили и его сказанные утром слова. И то, что он сначала шлет ее со своими чувствами к психиатру, а сейчас снова появляется на горизонте. Да и вообще то, что он явно следит за ней! Ну откуда еще он мог знать, что она в ванной?! И про Акинфеева - значит, он знал? Видел ее позор?
- Ты врываешься в мое личное пространство! - вопила Инга, резко развернувшись к нему. - Я же психичка? У меня ж расстройство? Так и вали тогда от меня подальше! Нужен ты мне больно, кукла стальная!
Ион стоял к ней спиной, скрестив на груди руки и опустив голову.
- Не стоит вам этого делать, мисс.
- Да почему?! Тебе-то какая разница, что мне стоит делать, а что нет?!
Он тяжело вздохнул.
Беспомощно обнял себя и опустил голову еще ниже.
- Я забочусь о вашей безопасности, мисс. Это обязанность каждого робота - оберегать человека.
- Какой ты интересный! А в честь чего моя безопасность может быть нарушена?!
Ион помолчал с полминуты. Очень тихо произнес:
- Многие характеризуют Акинфеева как очень импульсивного человека. По словам людей, он неоднократно поднимал руку на женщин. Быть с ним - значит, подвергать свое здоровье и жизнь опасности.
- Да ты что?! Да неужели?! Так тебе ж на все плевать? Как ты говорил... "Почему мне должно быть не все равно?". А действительно - почему?
Ион молчал. Лишь тяжело дышал и пытался подобрать правильные слова. Инга заметила, что на его левой руке вырвано несколько проводов, которые уродливо торчали из железной плоти...
- Здесь дело касается вашего здоровья, мисс. Иван Александрович приказал мне оберегать вас.
- Да нахрен мне твоя защита не нужна! Хочу я, допустим, быть с Акинфеевым - я буду с ним! С тобой же нельзя, с тобой же, - она аж скривилась, - противоестественно! Советы он мне тут еще давать будет. Сама решу, что мне можно, а чего нельзя!
Ион ничего не говорил. А чего он ждал? Что Инга как дура закивает и пролепечет: "Ой, да-да, конечно, прости, я не подумала... Ой, я сейчас же побегу к Акинфееву и скажу, какая же он козлина...".
- Ты еще не забыл, что не имеешь права субъективно мыслить?! - Инга уже разошлась вовсю. - Кто тебе сказал, что Акинфеев плохой? Слухи? Еще от машины моя судьба не зависела... Иди назад! Катись к своему Ивану Александровичу! Давай, катись, я тебя отпускаю! Ему там диктуй, с кем опасно быть, а с кем - нет.
Она вдруг задрожала от обиды и зажмурилась.
Злилась потому, что на самом-то деле ей как раз и было жизненно важно его мнение. Злилась, потому что боялась раскрывать истинные чувства. Злилась, потому что словно робот не имела права на свое мнение...
- И ты очень ошибаешься, если думаешь, что когда-нибудь сможешь стать таким, как люди, - выплюнула Инга в завершение.
Поджала губы, фыркнула и направилась к двери.
Ион вдруг резко развернулся, рывком вдавил Ингу в стену и железными кандалами своих ладоней сковал запястья. Чуть приподнял голову и, тяжело дыша от ярости, смотрел в глаза.
Все внутри заледенело. По спине прошел озноб. Такой... дикий взгляд, такое дыхание... словно он сейчас разорвет ее.
Что с ним? Он раньше никогда таким не был... Он был медленным, тихим и неторопливым, а сейчас...
- Прости... - выдавила Инга, захлебываясь страхом. - Я не хотела так говорить...
Он задрал голову еще выше. Дыхание стало тяжелее. Глаза вспыхнули дьявольским огнем.
Обежал взглядом лицо Инги.
Обхватил голову ладонями и, секунду подумав, накрыл ее губы своими. Будто установил закон: она - его, и никто больше не имеет права к ней прикасаться.
Сердце подскочило к горлу и камнем упало куда-то вниз живота. Все внутри сладостно сжалось, отдало ноющей болью, словно по коже резанули тесаком.
Каждое прикосновение его безжизненных пальцев вонзалось ледяными иглами, разливалось по телу до слез прекрасной судорогой и разжигалось удушливым пламенем.
Его ладони занырнули в ее шевелюру и крепко сжали волосы, а губы переместились на шею... такие холодные, безбожно холодные. Лишь дыхание жгло и опаляло тонкую кожу ненасытным огнем...
Она потеряла себя.
До помутнения рассудка возжелала прикоснуться к нему, отдаться целиком и полностью в его объятия. С алчностью, с адской жадностью впивалась губами в искусственную кожу его непозволительно красивого лица. Ловила механические ладони и едва успевала покрывать их небрежными поцелуями. Дотрагивалась до его щек, ласкала скулы и льнула к железу. Внутри все дрожало, на глаза нахлынули слезы неистового упоения.