Самое опасное создание – это я. Ужасная и страшная ведьма! Усмехнулась и уже уверенно зашагала по дороге.
Я всегда любила наблюдать за жизнью крестьян. Мне нравились ее ритм и некая стабильность, но особенно – поддержка, которую давали друг другу члены общины. Если у одного не будет урожая – второй подсобит. Ни у кого пшеница не уродится – так лесорубы поддержат общину, не дадут зимой с голоду умереть.
Круговая порука в лучшем ее виде.
А еще семьи… у крестьян всегда были большие семьи, где старшие и хворые пользовались уважением и помогали общине, выполняя нехитрую работу – за детьми приглядеть, курам зерна насыпать, обед приготовить. А здоровые и работоспособные члены семей усердно трудились с утра до ночи, чтобы старикам и детям не приходилось беспокоиться, будет ли у них сегодня ужин и теплая постель.
У меня же никогда не было семьи. Первые двенадцать лет своей жизни я провела в приюте, а следующие два года скиталась одна, подворовывая с помощью проснувшейся магии и выполняя случайные поручения. Когда меня встретил Винс, я была худой как палка и сторонилась любых проявлений дружелюбия. Я боялась всех без исключения и никому не доверяла.
Именно с появлением в моей жизни напарника я впервые почувствовала, что это такое – когда о тебе заботятся. Когда за спиной есть кто-то, кто всегда прикроет. Когда есть тот, кто рискнет своей жизнью ради твоего спасения.
Я провела пальцами по щеке, с удивлением ощущая на них влагу. Что это со мной? Я уже сто лет не плакала, тем более как сейчас – от какой-то странной щемящей нежности в груди.
Огляделась украдкой – никто ли не видел этого внезапного проявления слабости? Солнце уже садилось, золотя флюгеры и крыши домов, и крестьяне потихоньку сворачивали дневные дела. К счастью, никто не обращал внимания на чужачку. Мало ли нас ходит по дорогам?
Я вздохнула, набирая полную грудь ароматного летнего воздуха.
Мимо лениво прошло стадо, которое гнал юный пастух, парнишка лет двенадцати или тринадцати. Пацан покосился на меня, но тут же ответ взгляд – моя персона его ничуть не заинтересовала. Увы, после коров воздух несколько испортился, и желание вдыхать его полной грудью пропало.
Хотя… Я огляделась. Если выйти за околицу, за которой простирается кажущееся бескрайним поле, можно будет еще ненадолго продлить этот чудесный вечер.
Я медленно шагала в закат прямо через пшеницу, ведя руками по недоспелым колосьям. Золотое море гостеприимно расступалось передо мной, и я чувствовала себя кораблем, бороздящим морские просторы. Давно я не ощущала такого душевного равновесия и умиротворения! Даже мысли о кулоне и его хозяине незаметно отошли на второй план.
Я сорвала один колосок и достала из него пару еще зеленоватых семян. Положила в рот, пожевала, скривилась. На языке разливалась терпкая горчинка. Интересно, за морем растет пшеница? Или только фруктовые деревья и бескрайние виноградники?
Примут ли нас местные жители, сможем ли мы там осесть? Пожалуй, в первый раз я всерьез задумалась о том, что мы можем иметь свой дом. Винс часто говорил, что когда-нибудь женится и заведет двух-трех ребятишек, и раньше я смеялась над его приземленными мечтами. А сейчас думала: почему мне казалось это смешным? Да, у меня никогда не было семьи, но я ведь могу создать ее сама. Найду себе какого-нибудь честного работягу, выйду за него замуж…
Не знаю, сколько прошло времени – по моим ощущениям, всего минут двадцать или тридцать, – когда я наконец-то вынырнула из своих мыслей, остановилась и подняла голову. Передо мной темнел лес. Я и сама не заметила, как свернула к нему. Оглянулась: деревушка отсюда казалась маленькой и будто игрушечной. Солнце уже не золотило крыши, почти скрывшись за горизонтом, и я с тревогой подумала, что могу не успеть вернуться в общинный дом до закрытия ворот. Конечно, если постучусь, мне наверняка откроют, но…
Налетел холодный ветер, по пшеничному морю покатились волны, а я поежилась, жалея, что оставила теплую куртку в нашей комнате. Пора возвращаться!
Но вместо того, чтобы пошагать через поле обратно к деревне, я вошла в лес.
Глава 15. Нападение
Корни деревьев расступались перед моими ногами, ветки убирались с дороги сами собой. Я не шла – я летела! Завороженная, томящаяся, окрыленная. В груди сладко ныло и разливалось непонятное предвкушение.
Сколько прошло времени? Пара минут? Несколько часов? Это не имело значения.