Повезло так повезло! Я тихонько фыркнула от злости и досады.
- Что такое, ведьма? Что-то хочешь сказать? Может, решила сделать чистосердечное признание? – голос инквизитора все так же сочился насмешкой. Но опасности я почему-то не почувствовала.
- Седло на живот давит, – буркнула, не найдя лучшего объяснения, – больно.
- Если пообещаешь, что не сбежишь – посажу нормально.
Предложение было заманчивым, но именно это и напрягало. Чего он добивается? Я молчала, не зная, что ответить.
- Ладно, ведьма, – голос мужчины прозвучал неожиданно устало, – все равно я хотел сделать привал. Посидишь под деревом, подумаешь о своей жизни.
Через пару минут мы заехали на небольшую лесную опушку, где инквизитор ссадил меня с коня, великодушно позволил размять затекшее тело, а затем без всякой жалости привязал к огромной ели.
Глава 2. По пути в Орден
- Слушай, да мы же просто шутили! И дураку ясно, что не было там никакой ведьмы, в этом чертовом Крещепутье! – я не могла и не хотела сдерживать рвущееся изнутри раздражение, глядя, как инквизитор, не обращая внимания на мои слова, с аппетитом поглощает огромный бутерброд: сочный шмат домашней ветчины, положенный на ломоть ароматного круглого хлеба. Наверняка разжился свежей снедью все в той же злополучной деревушке! Теперь вот сидит, ест прямо передо мной. А я, между прочим, тоже голодна!
- Сейчас доем и покормлю тебя, – невозмутимо проинформировал меня мужчина, и тут же плюхнул в бочку меда целую лопату дегтя, – до расположения ордена ты должна доехать живой и здоровой.
- Поймал целую ведьму, надо же! И ничего, что я вовсе и не ведьма, а… сельская актриса! Вот посмеются над тобой твои братья по ордену. Скажут: «Опростоволосился наш брат…». Кстати, как тебя зовут? Имя-то скажешь? – почему-то очень хотелось достать этого хладнокровного негодяя, зацепить, вывести на разговор. Нервишки пошаливали, и я готова была сыграть по-крупному. – Меня вот Рушаной кличут, мне скрывать нечего.
Конечно, звали меня совершенно по-другому, только вот с чего бы мне, ведьме, быть честной с инквизитором?
- Врешь, – коротко констатировал мужчина, даже не удостоив меня взглядом, – во всем врешь. Дар-то у тебя хоть и есть, но такой маленький, что, по-хорошему, мне бы надо такую недоведьму сдать страже в ближайшем городе, да и забыть о тебе. Мы мошенниками и прочей мелкой шушерой не занимаемся. Но вот чую, есть в тебе что-то… большее. Ты не та, за кого себя выдаешь, и я не об имени говорю.
Я скрипнула зубами: то есть, если бы не мое вранье, он бы меня не повез в этот свой ужасный орден? Или все равно бы повез? И о чем таком он говорит, что это он чует?
Моя биография проста, как три копейки: родилась у нерадивой гулящей матери, которая сдала меня в приют, где я и приобрела все свои нынешние замашки. Дар проснулся в двенадцать, и тогда же я сбежала из приюта, начав кочевую жизнь. В четырнадцать спелась с Винсом, который был старше меня всего на пару лет, но уже хорошо понимал жизнь и ее жестокие правила. Не ты – так тебя. Это были его любимые слова, девиз по жизни. Бей первым, иначе прилетит.
Что ж, попробуем по-другому. Хочет человек правды – он ее получит.
- Передать меня в руки правосудия будет верным шагом, – я старалась говорить ровно, не выказывая волнения, – там разберутся, кто есть кто. Мошенница? Ха! Может, у тебя и хорошая чуйка, инквизитор, но в отношении меня она тебя подводит. Ты же сам видел, с каким удовольствием селяне наблюдают за нашим спектаклем! А любое представление, знаешь ли, стоит денег. Так что, если хорошенько подумать, тут и мошенничеством-то не пахнет. Так, мелкий обман во всеобщих интересах.
- Складно поешь, Птичка, – я вздрогнула, услышав свое приютское прозвище. Случайность? Или он меня откуда-то знает? Да нет, глупости!
Инквизитор наконец покончил с едой и удостоил меня долгим взглядом.
- Чем больше ты меня уговариваешь, ведьма, тем сильнее становится желание понаблюдать за тобой. Ты едешь со мной, и это не обсуждается. Твоя очередь подкрепиться, сядь поудобнее.
Я сверлила мужчину злым взглядом все время, пока он кормил меня. Надо отдать должное – и ветчины мне не пожалел, и яйцо одно оставил. Я-то думала, одним хлебом накормит. Только вот даже подобная щедрость не могла унять растущую внутри тревогу.